Поиск

Вышло уже две книги: "Огненный след" и "Огненная бездна", третью "огненное небо" читаю кусками в интернете.

Очень впечатляющий цикл.
На первый взгляд вроде бы обычная космическая  батальная фантастика. Но  в отличие от многочисленного ширпотреба на подобные темы здесь корабли летают по законам физики, а не "по божьей милости". Очень реалистично описаны боевые корабли, тактика космических сражений.
Минус - автору не хватило фантазии описать оригинальных пришельцев.

Книги читаются на одном дыхании, очень динамичные, интересные и увлекательные. Не понравился только долгое и затянутое описание на тему "у солдата выходной" в середине первой книги.
Описание битвы у Юпитера во второй книге - нечто совершенно грандиозное и захватывающее.
Всем рекомендую прочитать.

Пролог к моей новой повести в жанре мистического дедеткива

Аннотация:

Жуткие и загадочные события начинают происходить в небольшом европейском городке после таинственной смерти университетского профессора археологии. Чья  мрачная тень нависла над городом? И каким образом  все это  связано с истинными причинами вторжения американцев в Ирак? Отважный инспектор полиции и эксцентричная журналистка берутся  за расследование.

ПРОЛОГ

Багдад. Национальный музей Ирака.
11 апреля 2003 года.

Пальмы. Приземистые прямоугольные, с зубцами поверху, башни у входа в музей, в стиле то ли Вавилона, то ли Ассирии – Джефф не очень хорошо разбирался в подобном.  Арка ворот меж башен с изображениями каких-то странных существ из древних мифов, наделенных телом быка и бородатой человеческой головой.
Танки, занявшие позиции около иракского Национального музея. Солдаты в желтовато-бежевом пустынном камуфляже, безучастно взирающие на то, как толпы мародеров опустошают  музей.
Все это почему-то казалось Джеффу Тиммонсу какой-то фантасмагорией. Словно внезапно  смешались времена и эпохи.
Полковник даже потряс головой, отгоняя навязчивое ощущение нереальности происходящего. Снял солнцезащитные очки, зажмурил глаза и помассировал пальцами веки.  Вроде помогло. 
Тиммонс, щурясь от яркого света, водрузил очки обратно.
– Сэр, – топая по сухой земле  ботинками с высоким берцем,  лейтенант Спинелли  подбежал к своему  командиру. – Мы нашли нужное хранилище, сэр.  Как раз там, где оно отмечено на планах подземных запасников. Согласно вашему приказу, сэр, я выставил охрану.
Тиммонс кивнул.
– Сэр, там установлены стальные двери, как в банковских хранилищах.  Замки двухсистемные: ключ и кодовая панель. Прикажите  допросить местных, сэр, что бы отдали ключи и сказали код?   
Тиммонс отрицательно покачал головой:
– Генерал Мэйсон велел только найти хранилище  и выставить охрану, а затем ждать его прибытия.
– Понял, сэр! – Спинелли на миг замялся, но все же добавил. – Сэр, тут один  из хранителей музея требует встречи с нашим командиром, то есть с вами, сэр.
– Вот как? – Тиммонс слегка приподнял бровь. – Ну что ж, давайте его сюда, Спинелли. 
– Есть, сэр!
Спинелли тут же отдал распоряжение в микрофон переговорного устройства.
Через несколько минут в сопровождении американского капрала появился пожилой полноватый иракец с аккуратно подстриженными седыми усами.  Он вертел в руках огромные старомодные очки в толстой оправе, то снимая, то вновь надевая их.
– Вы здесь старший?  – обратился хранитель музея к Тиммонсу на довольно приличном английском.
– Да, – ответил полковник.
И тут  иракец начал горячо говорить, с сильным от волнения акцентом и отчаянно жестикулируя.
– Господин офицер!  Вы видите, что происходит. Музей грабят. А ведь здесь  собраны уникальные предметы культуры! Господин офицер! Почему ваши солдаты не препятствуют мародерам? Вы  ничего не делаете, чтобы защитить ценности! Потери для мировой культуры будут  невосполнимы!
Тиммонс прервал эту полубессвязную речь пожилого хранителя:
– Мне очень жаль, но я не имею приказа вмешиваться в происходящее. И ни каких распоряжений на защиту музея от мародеров я не получал.
– Но…
– Мне очень жаль, – тихо повторил Тиммонс.
Полковнику показалось, что хранитель сейчас бросится на него с кулаками, но иракец как-то сразу весь сник, словно из него вынули стрежень.
– Пропали все мои любимые экспонаты! Я как будто потерял семью! – пробормотал он, отошел немного прямо на землю. По его лицу катились слезы.
– Сэр, – вмешался вдруг лейтенант Спинелли. – Согласно  Женевской конвенции,  оккупационные войска обязаны поддерживать порядок и соблюдать права человека на занятых территориях. Наше невмешательство в данную ситуацию может быть расценено как нарушение конвенции. Не следует ли нам…
Тиммонс лишь махнул рукой и отвернулся.  Лейтенант замолчал на полуслове.
Полковник не сказал, что получил прямой и недвусмысленный  приказ генерала Мэйсона не препятствовать мародерам. Более того, действия грабителей казались полковнику какими-то  уж слишком быстрыми и аккуратными. Словно всё было организовано заранее. Да и этот приказ не вмешиваться в происходящее и чуть ли а чуть ли не охраняли мародеров выглядел весьма двусмысленно.
Зачем, в самом деле, направлять воинское подразделение занять музей;  танки подгонять? Это же не стратегический объект, ни мост через Тигр, ни дворец Саддама в конце концов. Единственная очевидная цель – это охрана музейных ценностей. Но именно этим тут и не пахнет. Мародеры свободно грабят музей и приказано не мешать им, а лишь найти и выставить пост у одного единственного хранилища в подземных запасниках, отмеченное на планах музея, преданных  полковнику Тиммонсу генералом, и неизвестно как у него оказавшихся. Что там такого ценного в этом хранилище?
Уж не намерен ли генерал нагреть руки на торговле древними ценностями? А может за Мэйсоном стоит кто-то и повыше его. Уж очень подозрительно выглядят эти мародеры. Правда, трудно представить, что иракцы будут грабить музей для генерала Мэйсона. Но кто  знает, что тут на самом деле происходит.
Полковник покачал головой. Все это походило на какой-то сюрреализм. И вообще вся эта война –  сплошной абсурд.
В Багдаде ожидалось наиболее ожесточённое сопротивление. Пять колец обороны города из самых отборных частей иракской армии и Республиканской гвардии, готовых устроить американцам ад! Но Багдад пал быстро, практически без сопротивления. Саддам, его сыновья и вся правящая верхушка бесследно исчезли. Хваленая Республиканская гвардия Ирака словно сквозь землю провалилась. Да что там говорить, иракцы даже не взорвали ни одного моста в Багдаде! Казалось, что это не американцы взяли  столицу,  а иракцы ее просто сдали…
От размышлений Тиммонса отвлекло появление двух бронетранспортеров «Брэдли».     Из них  выбрались несколько американцев в полном полевом снаряжении.
Полковник увидел  среди прибывших бригадного генерала Мэйсона, и, к ни малому удивлению,   смуглого араба в иракской полевой форме, но без знаков различия. Причем иракец совсем не походил на военнопленного. Держался уверенно и даже вальяжно.  Его ни кто не охранял. Более того, у него на  поясе  висела кобура с пистолетом!
Полковник Тиммонс  поклялся себе ни чему более не удивляться.
– Докладывайте, Тиммонс, – сказал генерал, обменявшись с полковником приветствиями. В левой руке  генерал сжимал ручку  металлического кейса, вроде тех, в которых переносят крупные суммы наличности; не хватало лишь наручников, которыми обычно пристегивают ручку к запястью.
– Ваш приказ выполнен, сэр, – доложил Тиммонс генералу, при этом непроизвольно  косясь на стоящего рядом иракца. –  Хранилище, указанное на схеме найдено и взято по охрану.  Правда  там  комбинированный замок; нужны ключи и коды.
Мэйсон молча кивнул и обернулся с иракцу, обменявшись с ним короткими фразами на арабском.
Затем генерал вновь обратился к Тиммонсу.
– Покажите планы музея, которые вам передали.
Полковник подозвал Спинелли, взял у него схемы и передал генералу.
Мэйсон показал  схемы иракцу, тот кивнул, словно подтверждая что-то.
–  Идемте к хранилищу, полковник, – сказал генерал. 
Генерал, загадочный иракец, Тиммонс, лейтенант Спинелли и двое солдат из тех, которые прибыли с генералом  вошли в музей.
Пол тут был усеян осколками стекла и какими-то обломками.
Толпы мародеров набивали мешки экспонатами, а многие в это же  время просто громили древние статуи. Причем рушили их с какой-то совершенно непонятной ненавистью.  На американцев ни кто не обращал почти ни кого внимания.
Тиммонс вновь обратил внимание на странности поведения мародеров.
Экспонаты эти грабители крали весьма избирательно. Золота зачастую просто не брали, предпочитая глиняные черепки, которые сперва осматривали, и какие-то их них  разбивали. На американцев мародеры вообще никакого внимания не обращали, занимаясь своим делом.
Полковник лишь недоуменно покачал головой.
Американцы и загадочный иракец спустились вниз, в подземные запасники музея.
У стальной двери одного из хранилищ стояли солдаты, приставленные лейтенантом Спинелли.  Сопровождавший генерала Мэйсона иракец набрал на небольшой кнопочной панели код, затем  вынул из кармана массивный ключ и повернул его в замке.
– Полковник, отправьте своих людей наверх, они здесь больше не нужны, – сказал Мэйсон.
– Есть, сэр!
Тиммонс обернулся к лейтенанту.
– Спинелли, снимайте пост.
Генерал дождался, пока Спинелли и охранявшие камеру солдаты скроются из виду, поднявшись по лестнице, и  сделал знак своей охране. Солдаты отворили тяжелую металлическую дверь.
В хранилище было темно, лишь свет из коридора освещал небольшое пространство сразу за входом. Иракец нашел на стене  выключатель. Яркий холодный свет залил небольшую комнату с голыми бетонными стенами. Тут не было ни чего. Лишь большая стеклянная витрина посреди помещения.
А за стеклом…
Мэйсон бросил быстрый  взгляд на иракца. Тот утвердительно кивнул. Генерал поставил металлический кейс на бетонный пол, достал из кармана своей полевой формы небольшую цифровую фотокамеру и сделал несколько снимков.  Больше всего внимания Мэйсон уделил содержимому витрины, которое  он фотографировал во множестве ракурсов.  Затем генерал спрятал камеру обратно и что-то сказал иракцу по-арабски.
Но Тиммонс не обращал внимания ни на что вокруг. Его взгляд был прикован к тому, что находилось внутри стеклянной витрины.
Это была небольшая – дюймов десять-двенадцать – статуэтка, по виду из металла, напоминавшему потемневшую от времени бронзу.  Она изображала странное существо с человеческим телом, головой льва, когтями на ногах и  двумя парами крыльев за спиной. Пасть существа была злобно ощерена; правая рука поднята, слово в приветствии.
Вдруг глаза неведомого существа слово  ожили.  Тиммонс буквально чувствовал на себе злобный взгляд статуэтки, от которого подступал странный иррациональный страх, словно ледяные когти терзали сердце. В  тот же миг, окружающая полковника реальность словно поплыла, как после изрядной порции виски; глаза на миг застило жемчужным светящимся туманом.
Хранилище погрузилось в полумрак, разгоняемый слабыми отсветами  закрепленных на стенах, неведомо откуда взявшихся, пылающих факелов.  Разгоняемые пламенем клубки мрака забились в углы и под своды куда более обширного помещения, нежели музейное хранилище.  Голые ранее стены   вдруг оказались покрытыми странными барельефами и росписями, да и были они явно не из бетона.
На месте стеклянной витрины было нечто вроде алтаря, на котором стояла все та же статуэтка с оскаленной львиной пастью, крыльями и злобным живым взглядом.
Перед алтарем полукругом стояли невысокие  люди, смуглые, круглолицые и горбоносые, в ниспадающих одеяниях, по самую  щиколотку, украшенных  бахромой и  перехваченных широкими поясами. На их головах были странные уборы, вроде фесок с рогами, а в руках – жезлы.
Люди хором тянули на одной ноте заунывную литанию.
Эти звуки  завораживали. Тиммонс застыл, словно  парализованный. Все кругом было пропитано густым запахом ароматических смол, сжигаемых в курительницах. Из-за одуряющего запаха возжигаемых благовоний сильно кружилась голова. Его сознание быстро утрачивало всякую связь с реальностью. Тягучие звуки вливались в мозг, завораживая и выметая мысли.
Колдуны или жрецы продолжали свой  ритуал, словно не замечая Джеффа.
Метающиеся в неверном свете факелов тени, словно ожили и обрели собственную волю. Тиммонс не мог поручиться происходит ли это в действительности, или является лишь плодом галлюцинации, вызванной давящем запахом от курительниц и гипнотическими звуками литании, но все тени, метущиеся в колеблющемся неверном свете факелов, стали сливаться в одну, образуя нечто вроде призрачной фигуры, странно напоминающей очертаниями ту самую статуэтку  на алтаре.
Голос заговорил прямо в сознании Джеффа. Тиммонс готов был поклясться, что гортанные слова древнего, давно мертвого языка звучат прямо в его мозгу, минуя слух.  Голос, грубый и властный говорил с ним. Возможно, это продолжалось несколько мгновений, а возможно –  целую вечность.
Громкий звук, словно от бьющегося стекла, казалось, сотряс все таинственное капище.
Наваждение исчезло.
Полковник снова находился в обычной реальности, в крохотном, с голыми бетонными стенами, хранилище иракского Национального музея.
Осколки  разбитой витрины валялись на полу, а иракец убирал в кобуру пистолет, рукояткой которого только что разбил стекло. Оно даже не было пуленепробиваемым.
Сознание Тиммонса совершено прояснилось. От обволакивающего дурмана не осталось и следа. Теперь полковник необычайно четко, как ни когда в жизни, знал, что он должен делать.
Джефф чуть отступил по направлению к выходу.
Между тем, иракец осторожно прикоснулся пальцами к поднятой руке существа  – Тиммонс при это ощутил внезапный болезненный укол в мозгу словно ледяной иглой – а затем что-то сказал генералу Мэйсону по-арабски. Тот пожал плечами и шагнул к разбитой витрине. Иракец предостерегающе вскинул руку и что-то резко произнес.  Мэйсон вновь пожал плечами, и отошел на несколько шагов, а иракец повел себя совсем странно. Он опустился на колени перед статуэткой, держа руки раскрытыми ладонями вверх, словно в молитвенном жесте, и застыл со склоненной головой в неестественной неподвижности, будто впал в транс.
Время пришло.
Тиммонс стремительно выхватил пистолет. Он выстрелил в одного из солдат, стоящему впереди вполоборота к нему. Джефф стрелял туда, где человек не был защищен ни каской, ни бронежилетом – в лицо, которое тут же превратилось в кровавое месиво.
Труп не успел еще завалиться, как Тиммонс, держа «беретту»  обеими вытянутыми руками, одним корпусом, не меняя положения ног, резко развернулся  ко второму солдату.
Полковник встретился с изумленным взглядом.
Что же ты, парень – молнией пронеслось в мозгу Джеффа – почему ты даже не пытаешься поднять оружие? Ты же профессионал; ты не должен удивляться, даже если  старший офицер начинает убивать своих без всякой видимой причины. Ты должен среагировать, должен! Почему же ты не убиваешь меня, солдат?
Грянул выстрел. Второй труп с изуродованным лицом повалился на бетонный пол.
Генерал Мэйсон стал оборачиваться, отчаянно рванув свой пистолет. Слишком поздно. Тиммонс спокойно и уверенно прикончил  его, так же, как и солдат ранее  – выстрелом в лицо.
Четвертую пулю полковник всадил в затылок иракцу, который ни как не реагировал на происходящее, так и не выйдя из транса.
Все это произошло в считанные мгновения. Затем Тиммонс методично подошел к каждой из своих жертв, делая контрольные выстрелы, хотя и так был уверен в их смерти.
Джефф не сомневался, что выстрелов ни кто не слышал – солдат, охранявших камеру, он сам отправил наверх, а мародеры до подземных уровней пока еще не успели добраться – но все равно следовало поторапливаться. Он убрал «беретту» и подошел к разбитой витрине. 
Осторожно дотронувшись до статуэтки, Тиммонс ощутил словно легкий укол тока.  Кожу чуть пощипывало, как от слабого электрического напряжения. Глаза существа сейчас уже не казались полковнику живыми, но он знал, что они оживут, когда придет время.
Джефф присел возле  оставшегося от покойного генерала металлического кейса, предназначенного для статуэтки, открыл его найденным после короткого обыска  на теле покойника ключом и поместил статуэтку в кейс, в нишу в специальном уплотнителе.
Поднявшись на ноги и подхватив с пола кейс, Тиммонс окинул хранилище с четырьмя мертвыми телами убитых им людей прощальным взглядом и вышел в коридор. Навалившись плечом на бронированную дверь, он захлопнул ее, с удовлетворением отметив звук защелкивающегося замка.
Только тут он спохватился, вспомнив про фотокамеру генерала со снимками статуэтки. Однако было  поздно. Вернуться за ней в хранилище Джефф уже не мог, так как не знал кода – когда проникали в хранилище, он не следил, какая была набрана комбинация  –  к тому же ключ остался у застреленного иракца внутри камеры. 
Впрочем,  это уже не имело ни малейшего значения. Сейчас ему следовало быстро, и по возможности незаметно покинуть музей и исчезнуть. 
Исчезнуть до срока.

Роман «И небо, полное звезд».

Телескопы NASA обнаруживают  вне пределов Солнечной системы гигантские космические корабли,  направляющиеся к Земле. Возможно, это величайшее открытие в истории.  Но порождением  какого чуждого разума являются эти звездолеты? И что несут они человечеству?

Пролог

Валентин Мальцев имел обыкновение просыпаться  по выходным  не ранее одиннадцати часов утра. В субботу у него были лекции, но только  для заочников, и занятия начинались с трех часов, поэтому, обладавший природной ленцой доцент Мальцев,  на полную катушку использовал возможность не вскакивать очумело с утра пораньше и не мчатся в университет на первую пару к восьми.
Валентина разбудил настойчивый мяв голодного кота, требующего под дверью в спальню хозяина своей утренней пайки. С трудом разлепив глаза и нехотя откинув одеяло, Валентин сел, не глядя нащупал ногами тапки –  пушистые, с огромными заячьими ушами – всласть зевнул, потянулся, почесал под футболкой впалую безволосую грудь,  и наконец-то встал с дивана.
Надев старомодные очки (биоконтактных линз он не признавал –  претила сама мысль о том, что бы что-то вставлять в глаза), Валентин взял с полки мобильник. Неотвеченных звонков и новых сообщений не было.
Затем Мальцев, как был в пижамных брюках и футболке, уселся в кожаное «офисное» кресло перед компьютерным столом.
Собственный компьютер являлся предметом особой гордости Валентина. Мощная машина с тактовой частотой процессора в сто гигагерц и жестким диском на пятьсот терабайт. Вместо обычного пленочного дисплея –  последний писк высоких технологий:  голографический проектор, являющийся одновременно устройством ввода и заменявшем морально устаревшие сенсорные клавиатуры и «мыши».
К компьютеру был подключен ультрасовременный 3D-принтер, способный «печатать» несложные изделия посредством послойного напыления пластикового порошка по виртуальной модели. Такой принтер позволял самостоятельно изготовить, к примеру, чашку или брелок,  по собственной модели с помощью специальных дизайнерских программ.
Все эти, как говаривали во времена юности Валентина,  «навороты» стоили, конечно, весьма недешево, но на своей слабости  – передовых электронных «чудесах»   – доцент Мальцев никогда не экономил. 
Не было у него только столь обожаемого  геймерами VR-шлема и перчаток. Любителей «порубиться» в виртуальной реальности Мальцев считал «малолетними   дебилами»,  а само это занятие – «тупостью несусветной». Сам доцент мог на досуге поиграть разве что в старенький геополитический симулятор, без всякой виртуальной реальности, разумеется. 
Валентин нажал на сенсор запуска. Компьютер, опознав ДНК хозяина, приветливо подмигнул зеленым огоньком и включился. В воздухе над столом вспыхнуло  голографическое изображение виртуального дисплея с анимированными иконками «рабочего стола» операционной системы.
Осторожно «взявшись» за край, Мальцев приблизил  голограмму дисплея к себе поближе.  Затем он коснулся пальцем  одной из  мигавших  в виртуальном объеме дисплея пиктограмм, той, что обозначала браузер Сети. Развернулась стартовая страница с множеством  визуальных закладок. 
Валентин, по своему обыкновению, первым делом выбрал новостные сайты и бегло просмотрел заголовки материалов.
Главной новостью все мировые информационные агентства выводили проведенные накануне Индонезией  атомные испытания. «Ядерный клуб» расширялся в очередной раз. Еще один участник Исламской Лиги обзавелся собственной бомбой, что вызвало поток жестких заявлений от представителей администрации президента Говарда. В отличие от американских коллег,  официальные лица из окружения  Кривошеева реагировали не в пример спокойнее, дескать, это уже свершившийся факт, и надо учитывать новые реалии.
Отечественные агентства сообщали о вертолете, сбитом в охваченном хаосом кровавой гражданский войны Узбекистане. Вертолет был сбит исламистами, когда доставлял продовольствие и боеприпасы группе русских миротворцев, окруженной моджахедами.
Больше ни чего примечательного не было.
Мальцев проверил свою почту. Со вчерашнего вечера новых сообщений в электронном ящике не появилось.
Кот, почуяв, что хозяин проснулся, принялся мяукать интенсивнее, и при этом начал скрестись в закрытую дверь. Как только Валентин поднялся из кресла и приоткрыл дверь, кот – шикарный пушистый перс, редкой трехцветной черепаховой окраски – немедленно протиснулся  в щель и принялся тереться о  ноги, усиленно мурлыча.
– Привет! – сказал Мальцев коту.  – Хочешь есть, да?
Питомец  утвердительно заурчал. 
Стараясь не споткнуться о путающегося под ногами представителя семейства кошачьих, Валентин направился в ванную. 
Из большого зеркала на Мальцева глядел худощавый парень с гутой шевелюрой и  несолидной внешностью. Валентин всегда  выглядел значительно моложе своих лет, и даже в  тридцать четыре с хвостиком,  сохранял студенческую внешность. Из-за этого, часто случались конфузы, так как люди, лично не знавшие Мальцева в упор не видели в нем преподавателя, более того доцента и без пяти минут заместителя заведующего кафедрой.
Валентин хмыкнул и придирчиво осмотрел себя в зеркало, поскреб небритый подбородок. Щетина у него росла плохо. Бриться Мальцев очень не любил, и поэтому убедил себя в том, что вчерашняя щетина не очень-то и заметна, следовательно, сегодня можно разок сходить в университет небритым.
Вынеся такой вердикт, Валентин поплелся на кухню. Кот, предчувствуя близость вожделенной кормежки, пулей прошмыгнул вперед хозяина. Интуиция не обманула четвероногого. Мальцев достал пакет с кошачьим кормом и от души сыпанул в миску.  Кот тут же накинулся на еду, урча как мотор, и более не обращая на своего благодетеля абсолютного никакого внимания.
Доцент усмехнулся  и принялся готовить себе яичницу с колбасой, каковое блюдо являлось  вершиной  его кулинарного таланта. Сняв сковородку с плиты и не озаботив себя перекладыванием ее содержимого в тарелку, Валентин принялся за еду.
Когда с трапезой было практически покончено и Мальцев нанизал на вилку последний кружок поджаренной колбасы, в дверь позвонили. 
Доцента это удивило. Домофон безмолвствовал,  а замок на двери подъезда был настроен только на ДНК родителей и Пашки Рыжева, приятеля, с которым Мальцев дружил со студенческой скамьи. Но Пашка без предварительного звонка на мобильник никогда бы не заявился, а родители, жившие в Калининграде, тем более так неожиданно бы не приехали. 
Скорее всего, это кто-то из соседей по площадке, или, быть может, все-таки Пашка, решил Мальцев, и поплелся открывать.
Взглянув на небольшой дисплей возле двери, на который передавалось изображение с установленной на площадке крохотной камеры наблюдения, доцент несказанно удивился. Возле его двери топтались два абсолютно незнакомых субъекта в элегантных кожаных куртках.
– Кто? – не очень дружелюбно осведомился Валентин.
– Господин Мальцев? – вопросом на вопрос ответил один из незваных гостей.
– Он самый, – буркнул доцент. – А вы кто такие будите?
– Валентин Николаевич, откройте, пожалуйста,  – вежливо сказал второй визитер, при этом он достал из внутреннего кармана куртки и продемонстрировал в камеру что-то сильно напоминающее карточку служебного удостоверения. Только вот какого именно, разглядеть не представлялось возможным.
– Дела, однако,  – пробормотал себе под нос Мальцев и разблокировал дверь. Отказывать людям, по крайней мере, один из которых являлся владельцем «корочки» было бы  не очень умно.
Вошедшие гости оказались какими-то одинаковыми. Нет, они не были похожи друг на друга совершенно. Однако в облике обоих наличествовала какая-то «шаблонность», что ли.
– На удостоверение позвольте еще раз взглянуть,  – сказал Мальцев скорее для того, что бы почувствовать  себя  хозяином, чем из недоверия.
Гости без единого возражения продемонстрировали  закатанные в прозрачный пластик карточки удостоверений, как полагается с генетическим идентификатором, голографической пломбой, магнитной полоской и электронным чипом памяти.
Служба безопасности  Президента, ого!
– Здравствуйте, Валентин Николаевич, – поздоровался один из визитеров, тот что показал удостоверение в камеру; второй довольно приветливо кивнул.
Мальцев неловко кивнул в ответ, только сейчас вспомнив, что на нем по-прежнему пижамные брюки и футболка, от чего ему стало очень неловко.  Тем не менее, доцент не сник совсем, а спросил даже с некоторым вызовом:
– В чем, собственно, дело, уважаемые?
– Собирайтесь, Валентин Николаевич, – сказал безопасник. – Прокатитесь с нами. 
–  В чем дело? – повторил Мальцев.  – На каком основании? Это что, арест?
– О нет, ни в коей мере! – службист слегка улыбнулся. – Да вы успокойтесь, Валентин Николаевич. Все в порядке. Просто нужна ваша консультация. Все  подробности потом.
Эти слова, действительно немного успокоили Мальцева, хотя он совершенно не представлял, какая его консультация может потребоваться Службе безопасности Президента.
– А что с собой брать?
– Да ни чего не надо брать, Валентин Николаевич. Это не займет много времени. Максимум до вечера. И да, наденьте что ни будь… поприличнее.
Эти  слова  службиста, а особенно проскользнувшая при этом легкая усмешка, вновь заставила Мальцева устыдиться своего наряда.
– Я сейчас… Минуточку, –  Валентин быстро юркнул в спальню, где находился шкаф с его не очень разнообразным гардеробом.   
Распахнув дверцы шкафа, доцент принялся беспорядочно бросать вещи на неубранную постель, на ходу пытаясь сообразить,  что следует надеть.  Наконец он выбрал свитер-водолазку и новые джинсы. Яркую куртку из анимированной «электронной ткани», ставшей  в последнее время весьма модной в молодежной среде, схватил под мышку и выскочил в коридор  к ожидавшим его безопасникам.
– Мобильник можно взять?
– Можно, –  коротко кивнул службист.
Мальцев метнулся обратно в комнату, схватил мобильник и снова выскочил в коридор, мысленно понося себя за суетливость, всунул ноги в ботинки, не заботясь, о том,  как они сочетаются с джинсами.
– Я готов, – Валентин нервно пытался пригладить ладонью непослушные вихры.
Уже у лифта, натягивая ветровку, Мальцев вдруг спохватился:
– У меня же лекции сегодня на три часа у заочников…
– Не беспокойтесь, Валентин Николаевич. Ваше руководство на кафедре мы предупредим,  – со своей неизменной легкой улыбкой успокоил его безопасник.
– Да-да. Конечно, – невпопад ответил доцент, и невольно представил какой эффект произведет на кафедре звонок из президентской службы безопасности.
Ездить на лифтах Мальцев избегал. Он очень не любил тесного замкнутого пространства, и поэтому предпочитал подниматься на свой седьмой этаж пешком, не смотря на постоянную одышку и врожденное отвращение к физическим нагрузкам. Но сейчас Валентин не собирался демонстрировать свою слабость безопасникам, и потому пришлось сжав зубы войти в лифт. Оказавшись внизу, в подъезде,  доцент поздравил себя с этой маленькой победой над собой же. Это действительно был успех, особенно, если учесть, что борьбу с собой Мальцев обычно безнадежно проигрывал.
На улице их ждал угловатый массивный внедорожник отечественного производства. В автомобилях, в отличие от компьютеров, Валентин разбирался слабо, но знал, что эти  джипы, недавно запущенные в  серию, ездят на водороде, подобно большинству современных иномарок.
С угрюмого мартовского неба, затянутого тяжелыми тучами моросил унылый мелкий дождь, вперемешку с мокрым снегом. Под ногами расползалась грязная тающая каша, на которой Мальцев не приминул поскользнуться. Валентин потерял равновесие, и, наверное,  упал бы, не поддержи его безопасник.   
Джип принял Мальцева в просторные объятия  кожаного салона. Тут было тепло и уютно.   Один из службистов расположился подле Валентина, а второй уселся впереди. Водитель, невзрачный парень с тонкими усиками, вопросительно покосился на него. Безопасник молча кивнул. Водитель  вырулил со двора, и внедорожник влился в оживленный поток автомобилей на городских улицах.
Поездка представляла собой длительные выстаивания в череде пробок. А поскольку Кривошеев, вскоре после своего прихода к власти запретил мигалки и спецсигналы для всех, в том числе и для  собственной службы безопасности, сделав исключение лишь для карет скорой помощи, машин полиции и тревожных служб, джип безопасников  вязнул в пробках  наравне со всеми. 
Пока  внедорожник черепашьими темпами продвигался  среди запрудивших улицы машин, Мальцев гадал, куда его везут. На арест происходящее, в самом деле, не очень походило. Слишком уж вежливыми и предупредительными казались безопасники, что, в случае ареста, выглядело бы, по меньшей мере, странно. Видимо, действительно нужна какая-то консультация. А почему бы и нет, собственно говоря? Поэтому Мальцев уже не особо волновался за свою участь, но всё же не мог не задаваться вопросом о конечном пункте их поездки.  Возникшее в самом начале смутное, неосознанное предчувствие по мере того, как все более очевидным становился их маршрут, укреплялось и превращалось в уверенность.
Они ехали в Новую резиденцию! Мальцев готов был в этом поклясться.
Кривошеев не любил Кремль. По его словам, там все «за многие века пропиталось скверной интриг, преступлений  и предательств». Поэтому новый президент превратил Кремль из средоточия государственной власти в исторический музей, подобно Эрмитажу, а сам обосновался  в специально построенной  довольно скромной резиденции,  получившей в просторечье наименование Новой.
Вскоре последние сомнения рассеялись.

***
Мальцев старался хотя бы внешне соблюдать спокойствие, что ему, в общем-то, удавалось, хотя и не без труда. Доцент никак не мог поверить в реальность происходящего.  Все это казалось каким-то странным сном. Мальцев едва удерживался от того, что б ущипнуть себя.
Службисты, доставившие Мальцева в резиденцию, перепоручили его сотрудникам охраны, которые  провели доцента через детектор металла, затем вежливо, но настойчиво обыскали, попросили сдать мобильник, заставили  приложить ладонь к  пластине сканера для считывания отпечатков пальцев и сфотографировали сетчатку глаза специальным прибором.
После всех этих процедур человек в штатском, но с явной  военной выправкой, сопроводил Валентина в приемную, а затем, после короткого ожидания, и в кабинет  президента.   
Вычурные двустворчатые двери кранного дерева отворились, и потрясенный Мальцев заворожено огляделся по сторонам. Сквозь плотные тяжелые портьеры, приятного для глаз зеленоватого оттенка, гармонирующего со стенными шпалерами, лился приглушенный дневной свет.  Высокий потолок украшала лепнина.
Посреди просторного кабинета размещался внушительных размеров Т-образный стол, предназначенный, очевидно, для совещаний.  В воздухе над столом мерцал огромный голографический куб, каждая из боковых граней которого представляла собой виртуальный дисплей. Несколько человек расположились во внушительных кожаных креслах по обе стороны стола, но на них Мальцев не обратил никакого внимания, поскольку из-за стола навстречу Валентину вышел высокий и худощавый пожилой человек  с большими залысинами и аккуратной седой бородкой, одетый в несколько старомодный, но безукоризненный темный  костюм-тройку.
Константин Кривошеев, Президент России  и Генеральный секретарь Трудовой партии. Рафинированный интеллигент и коммунист до мозга костей, однако, при этом далеко не ортодокс.
Глава государства улыбнулся тенью улыбки – добрые морщинки сбежались  вокруг глаз – и поздоровался. Рукопожатие президента оказалось крепким и энергичным.
– Здравствуйте,  Валентин Николаевич,  – просто, словно приветствуя старого знакомого, сказал президент.
Мальцев растерялся совершенно. Ему было до невозможности  стыдно за свои простецкие джинсы и свитер, влажную от волнения ладонь и за собственную растерянность. 
– Валентин Николаевич, проходите, присаживайтесь,  – Кривошеев широким жестом указал в сторону стола.
Президент вернулся на свое место во главе стола, а Мальцев пристроился на краешке одного из кресел для посетителей.
– Товарищи, – обращение «господа» президенту претило, –  Хочу представить вам Валентина Николаевича Мальцева, того самого, о котором я говорил.
Доцент мгновенно насторожился. Что о нем говорил Кривошеев? Да и вообще, откуда глава государства знает о каком-то доценте второразрядного университета?
– Валентин Николаевич, разрешите вам представить товарищей, - продолжал т между тем Кривошеев.  –  Платон Фомич Иринархов, вице-президент Академии наук.
Сухопарый и благообразный, седой как лунь старичок, важно отвесил полупоклон.
– Никита Степанович  Карлушин, первый заместитель председателя правительства.
Дородный, одышливый вице-премьер добродушно кивнул и пробормотал нечто вроде «очень приятно».
Иринархова и Карлушина Мальцев знал. Не лично, разумеется – персоны такого калибра часто мелькали в новостях.
Последнего из присутствующих – неприметного  лысеющего человека в строгом сером костюме –  Кривошеев представил как Илью  Владимировича Свериду, советника президента по вопросам национальной безопасности.
– Платон Фомич, - обратился президент к Иринархову. – Не введете ли товарища Мальцева в курс дела?
– Охотно, – академик откашлялся и коснулся лежащей перед ним на столе  плоской планшетки лэптопа. Тут же на всех четырех прозрачных виртуальных дисплеях мерцающего в воздухе над столом голографического куба вспыхнули одинаковые изображения.
      – Вам знакомы эти фотографии, Валентин Николаевич? – спросил Иринархов.
            Мальцев оторопело уставился на голографический куб.
            – Это что, такая шутка? – доцент растерянно переводил взгляд  с Иринархова на дисплей и обратно.
           Раздался короткий, по-стариковски лающий смешок академика.
     –  И все-таки, Валентин Николаевич, что вы можете сказать об этих снимках.
     – Ну, я видел их в Сети где-то больше месяца тому назад, – сказал Мальцев. – Было бы странно, если бы я о них не знал. Вся Сеть шумела.
    Валентин недоуменно  взглянул на Иринархова, затем снова на фотографии, демонстрируемые виртуальными дисплеями.
     – Но ведь это же полный  бред! – доцент неожиданно сам для себя возмутился, и заговорил несколько повышенным тоном.  – Выдумки. Вы ведь наверняка читали чушь, распространявшеюся в Сети всякими шизофреническими личностями, именующими себя эзотериками или уфологами. Планета Нибиру, пришествие пришельцев-аннунаков и прочий горячечный бред душевнобольных!
    Мальцев осекся, уловив насмешливую ухмылку советника по безопасности, и недоуменно воззрился на академика.
    Иринархов вопросительно взглянул на президента. Тот едва заметно кивнул.
    Академик секунду помолчал, побарабанил пальцами по столешнице. 
– Двадцать третьего февраля сего года, большой нейтринный телескоп IceCube в Антарктиде зафиксировал мощнейший всплеск высокоэнергетического нейтринного излучения, источник которого находился в окрестностях Солнечной системы, в пятидесяти двух астрономических единицах под плоскостью эклиптики, в южном небесном полушарии. Одновременно многие оптические телескопы зафиксировали там же ярчайшую световую вспышку, которая могла наблюдаться в южном полушарии Земли даже невооруженным глазом, как довольно яркая звезда. Это было, по меньшей мере, очень странно, поскольку никаких источников нейтринного излучения, и ни чего, что вызвало бы световую вспышку, там не могло быть по определению. Мы столкнулись с непонятным феноменом. Поэтому туда был переориентирован телескоп космической обсерватории NASA «Джеймс Вебб».  Конечно, программы исследований, проводимых космическими обсерваториями, тщательно расписаны, чуть ли не на годы вперед, но для такого необычного явления сделали исключение и телескоп переориентировали.  Участок пространства, в котором произошла нейтринный всплеск и световая вспышка,  скрупулезно изучили, и вскоре был обнаружен некий объект, произведена его  детальная фотосъемка.
    – Постойте, вы хотите сказать, что это подлинные фотографии?! – Мальцев ощутил, как  покрывается холодным потом, а горло сдавливает нервный спазм. Из-за сильнейшего возбуждения, он с трудом удерживал себя от того, что бы вскочить  из кресла и пройтись по кабинету. 
    Иринархов кивнул.
    Валентин снова взглянул на демонстрируемые голографическим кубом изображения, но уже по-иному; как говорят,  другими глазами.
    Чернильная  тьма космоса. Почти в самой середине снимка большое продолговатое темно-фиолетовое пятнышко, расплывчатое и не очень четкое.
    – Гипотеза о том, что это действительно чужой звездолет возникла практически сразу после того, как объект обнаружили. – кивнул академик, заметив взгляд Мальцева.  –  К нему немедленно были обращены большинство астрономических приборов, как наземных, так и орбитальных. Это ведь, возможно, величайшее открытие в истории! Была проведена радиолокация объекта и  по  силе отраженного  сигнала установили его размеры – около семи километров – и скорость, с которой он приближается к Солнечной системе – более тысячи километров в секунду.
    Мальцев потрясенно молчал.
    – Но а как же, вся та ересь, которую нагородили в Сети вокруг этих фотографий? – наконец спросил он.
    Губы советника по безопасности искривила тонкая ироничная усмешка и он покосился на Кривошеева.  Получив утвердительный кивок президента, Сверида сказал:
    – А вот это я вам сейчас объясню, Валентин Николаевич. Эти фотографии разместили на сайте телескопа, и на короткое время они стали доступны пользователям Сети.  Но затем, когда до властей дошло, что на самом деле происходит, спецслужбам была дана соответствующая команда, и все последующие исследования строго засекретили. В Сеть же тут же было выброшено огромное количество явного бреда на эту тему. Про Нибиру, аннунаков, летающие тарелочки и еще в том же духе. Это было сделано для дискредитации первоначальной информации, низведения ее до уровня бреда.   Обычный прием. Когда невозможно полностью перекрыть утечку информации, ее можно просто «утопить», что бы  ни кто не воспринял всерьез. Благо всевозможные уфологи, радостно подхватили распространяемые спецслужбами бредни.
    Советник усмехнулся.
    – Настоящие же результаты исследований, как я уже говорил, строго засекретили, и в США и у нас, и в других странах. На ученых надавили. 
    – Но зачем все это было нужно? Секретность, дезинформация?
    – А это, как раз, очень просто, – хитро сощурился Сверида. – Для того, чтобы ни  создавать общественную панику, которая ввергнет в хаос мировую экономическую систему и саму основу власти. Последствия будут самые серьезные.
Во-первых, рухнет тысячелетиями взлелеянный миф об исключительности человечества. Мы окажемся не более чем папуасами на «далеком острове» и это вызовет жуткий комплекс неполноценности у всей цивилизации. Во-вторых. У товарищей пришельцев  окажется совсем не демократично-рыночный строй, а некое совершенно иное устройство. И тогда все наши полико-экономические доктрины оказываются  первобытными, примерно тем же самым, что родоплеменной строй папуасов. В-третьих, все «хозяева» нашей цивилизации, все правительства и финансовые структуры  вдруг оказываются не самыми сильными, а всего лишь туземными царьками перед лицом неизмеримо более могущественной силы, и полностью зависимыми от их милости. Даже если пришельцы не будут вмешиваться в наши дела, все равно, а вдруг передумают и вмешаются?  «Хозяевам жизни» придется теперь постоянно жить под Дамокловым мечом. В четвертых. Последствия для мировых религий вообще трудно просчитываются. Так что может наступить культурологический, мировоззренческий, цивилизационный шок. Не исключено, что наша цивилизация вообще прекратит свое существование в том виде, в каком мы ее знаем сейчас.  Но с другой стороны, шила в мешке не утаишь. Как говорит уважаемый Платон Фомич, месяца через два чужой звездолет можно будет наблюдать в самый обычный любительский телескоп.
    Академик при этих словах утвердительно кивнул и советник по безопасности продолжил:
    – И вот тогда-то скрывать факт появления корабля пришельцев станет совершенно невозможно. Поэтому мы, то есть соответствующие службы, намерены уже сейчас исподволь готовить общественное сознание, что бы последствия раскрытия правды не оказались чересчур болезненными.
    Повисло молчание.
    – Дискуссия о принципиальной возможности или невозможности межзвездных перелетов ведется давно, – вновь заговорил Иринархов. – Можно конечно допустить, что этот корабль летел очень длительное время сквозь пространство разделяющие планетные системы. Но я полагаю, что тут все иначе. Представьте  длинную полую резиновую трубку, многократно перекрученную, так, что ее стенки соприкасаются огромное количество раз. Внутри трубки полезет муравей. Что бы добраться до противоположного конца трубки ему придется ползти очень долго. Но если муравей прогрызет стенки трубки, он может попасть в точку назначения очень быстро.  Если мы представим наше обычное пространство, как полость внутри упомянутой трубки, а муравья как звездолет, то можно себе представить, что корабль «прогрызает» прореху в пространстве, что бы быстро достичь нужной точки,  а не двигаться вдоль всех извивов «трубки».  Такие  прорехи называют «червоточинами».  Корабль должен быть оснащен неким «генератором  червоточин», который «прогрызает» или «пробивает» пространство.  Для нас это чистая теория. Человечество и приблизительно не владеет нужным для конструирования такого генератора уровнем даже теоретических познаний в физике, не говоря уж о конкретной технологии.
    Мальцев слушал внимательно, хотя идея «червоточин» и «пространственных пробоев»  была ему знакома; в свое время он прочитал много материалов подобной тематики.
    Между тем академик продолжал:
    – Многие из тех, кому известно об инопланетном корабле, в частности я, считают, что  чужой звездолет  оснащен подобным генератором. В таком случае нейтринный всплеск и световая вспышка, могли быть эффектом, возникающим при «пробое» пространства, когда корабль выходил из такой «червоточины» в обычный космос.   
    – Но если их целью является Солнечная система, то почему их корабль вышел из «червоточины» так далеко?  – заметил Мальцев.
    – Ничего удивительного, – хмыкнул Иринархов. – Допустим, они прибыли с расстояния хотя бы в сто световых лет, тогда погрешность с выходом составила менее тысячной доли процента. Это как раз невероятная точность! А после выхода из «червоточины» далее корабль летит на простых двигателях. Кстати,  интересен вопрос о том, какие технические системы используются пришельцами для полета в обычном пространстве. Предположим, они или термоядерные или аннигиляционные.
    Академик прочистил горло.
    – Но вот что странно. КПД двигателей не может быть стопроцентным; они должны изрядно греться, поэтому нужны какие-нибудь радиаторы, которые  «сбрасывают» тепло.  Однако,  наши приборы  инфракрасного диапазона не обнаружили значительного теплового излучения от объекта. Следовательно,  либо «лишнее» тепло, как-то утилизируются, либо  двигатели вообще не излучают тепла или излучают его крайне незначительно. В любом случае это совершенно неведомая технология, принципы которой, нам абсолютно непонятны.
    Тут Иринархов понял, что его слишком уж занесло в  теоретизирование. Он развел руками и сказал:
    – Ну вот, в общем все. Так обстоят дела  на данный момент.
    – Благодарю вас, Платон Фомич, – кивнул президент и обратился затем к Мальцеву. – Валентин Николаевич, вы, очевидно, недоумеваете, почему вас пригласили, и сообщили все эти сведения, представляющие собой строжайшую  государственную тайну?
    Это еще мягко сказало, подумал Мальцев, но  лишь  молча кивнул.
    – Вы, конечно же, понимаете, что мы вынуждены как-то реагировать на потенциальную угрозу со стороны пришельцев. Сейчас ведутся секретные переговоры наших дипломатов и военных с американскими коллегами. Мы планируем прийти к соглашению о совместной обороне и координации наших действий, в случае  враждебности  чужого звездолета. Я не склонен переоценивать угрозу. Хотя эти пришельцы и превосходят нас в технологическом развитии (об этом свидетельствует уже сам факт их способности к межзвездным перелетам),  но я сомневаюсь, что один-единственный корабль сможет противостоять, в случае чего, объединенным силами Земли. Тем не менее, мы должны быть готовы ко всему. Я принял решение создать межведомственную комиссию по Контакту. Название, наверное, слишком уж громкое, но в данном случае оно оправдано и отражает суть.  Задачей указанной комиссии станет  выработка конкретных рекомендаций и координация наших  действий в ситуации контакта с пришельцами, как бы это контакт не выглядел в реальности.  Председателем комиссии назначен  Никита Степанович  Карлушин.
    При этих словах Мальцев бросил быстрый взгляд на вице-премьера, который сидел с безучастным видом, словно происходящее его не касалось, и участия в разговоре не принимал.
    – Есть мнение, Валентин Николаевич, включить в комиссию вас, – добавил президент.
    – Меня?!
    – Да, – Кривошеев достал из шуфляды стола не слишком толстую книжку в мягком переплете. Мальцев узнал ее. Это была его собственная книга, изданная два года назад.
    Теперь он начал смутно понимать.
    Видимо, озарение отразилось на лице Валентина, поскольку президент улыбнулся и сказал:
    – Вы правы, товарищ Мальцев,  это ваша книга,  –  Мне она попалась на глаза давно, а так как я знаете, с юности интересуюсь данной тематикой, я ее внимательно прочитал. И знаете, лучшей работы анализирующей, что могут представлять собой реальные инопланетные существа, мне не попадалось.  Кругом одна эзотерическая чушь или низкопробная фантастика про серокожих гуманоидных пришельцев с шишковатыми головами. Многие серьезные ученые в положительном ключе высказывались о вашей книге, хотя она и является, так скажем, любительской. Многие изложенные вами выводы весьма интересны и импонируют мне. А самое главное, вы обладаете смелостью и логичностью суждений. Широтой взглядов. Именно поэтому и  принято решение включить вас в комиссию, Валентин Николаевич.  Все равно штатного «специалиста по пришельцам» не существует в природе, а вы в высокой степени владеете данной темой. В комиссии вы займете должность консультанта. Разумеется, вы дадите все нужные подписки о неразглашении.
    Все это было слишком неожиданно. Мальцев окончательно растерялся от объема  выплеснутой на него информации и от неожиданного предложения Кривошеева. Но, похоже, желание или нежелание самого доцента быть включенным в комиссию, никого здесь не интересовало.
    Как бы подводя черту под разговором, президент слегка хлопнул ладонью по столу и сказал:
    – Ну что ж, вступительную часть можно считать законченной. Перейдем к более конкретным вопросам….