Сергей Лукьяненко "Дозоры" (цикл)

Случалось, конечно, что он воспитывал обнаглевших пьяниц мерами, не предусмотренными уставом – к примеру, резиновой дубинкой в зубы. Но только в том случае, когда пьяница всерьез начинал качать права или отказывался следовать в вытрезвитель. Дима не брезговал пятихаткой, вытрясенной у не имеющего регистрации хохла или чурека – в конце концов, если зарплата милиционера такая нищенская, пусть нарушители платят штраф ему лично. Он ничего не имел против, когда в забегаловках на подотчетной территории ему вместо стаканчика воды наливали рюмочку коньяка, а с сотни давали тысячу рублей сдачи.

В конце концов, служба есть служба. Она и опасна и трудна. И на первый взгляд, как будто, не видна. Должно быть материальное поощрение.

Но зато Дима никогда не выбивал денег с проституток и сутенеров. Принципиально. Было что-то в воспитании, мешающее этим заниматься. Слегка подвыпивших, но сохранивших рассудок граждан Дима зазря в вытрезвитель не тащил. А узнав о реальном преступлении – не раздумывая бросался в погоню за грабителями, честно искал улики, подавал рапорта о мелких кражах (если пострадавшие настаивали, конечно), старался запомнить лица тех, кого «разыскивает милиция». У него были на счету задержанные, включая настоящего убийцу – зарезавшего вначале любовника жены, что простительно; потом жену, что понятно; а потом бросившегося с ножом на соседа, который и сообщил ему о неверности супруги. Возмущенный такой неблагодарностью сосед заперся в квартире и вызвал милицию. Приехавший на вызов Пастухов задержал убийцу, бессильно колотящего в железную дверь хилыми, пусть и перемазанными в крови интеллигентскими кулачками, а потом долго боролся с желанием вытащить на лестницу соседа-провокатора и начистить ему физиономию.

Так что Дима считал себя хорошим милиционером – и был не так уж далек от истины. На фоне некоторых коллег он выглядел прилежным, словно милиционер Свистулькин из книжки про Незнайку в Солнечном городе.

Единственное пятно в служебной биографии Димы относилось к январю девяносто восьмого года, когда он, совсем еще молодой и зеленый, патрулировал вместе с сержантом Каминским район ВДНХ. Каминский был вроде как наставником молодого милиционера и этой своей ролью очень гордился. В основном его советы и назидания сводились к тому, как и где можно легко подзаработать. Вот и в тот вечер, увидев спешащего из метро в переход молодого пьяненького мужика (даже в руке у него была початая чекушка дешевой водки), Каминский радостно присвистнул и напарники двинулись наперехват. По всему было ясно, что пьяница сейчас расстанется с полтинником, а то и с стольником.

Но что-то не заладилось. Чертовщина какая-то началась. Пьяненький посмотрел на них неожиданно трезвым взглядом (трезвым-то трезвым, только во взгляде было что-то страшноватое, дикое, будто у давно разуверившейся в людях дворовой собаки) и посоветовал напарникам напиться самим.

И они послушались. Пошли к ларькам (последние годы ельцинского бардака истекали, но водку еще продавали прямо на улице) и, хихикая как ненормальные, купили по бутылочке – такой же как у пьяницы, подавшего дельный совет. Потом еще по одной. И еще.

Через три часа их, веселых и остроумных, забрал с улицы свой же патруль – и это спасло Пастухова и Каминского. Влетело им не по-детски, но из милиции все-таки не выперли. Каминский с тех пор совсем завязал и божился, что встречный пьяница был гипнотизером или даже экстрасенсом. Пастухов понапраслину на мужика не возводил и пустых догадок не строил. Но запомнил его крепко.

Исключительно с той целью, чтобы не попадаться на пути.

То ли дурацкая и позорная пьянка так запомнилась, то ли в Пастухове прорезались неожиданные способности, но через какое-то время он стал замечать и других людей со странными глазами. Для себя Пастухов называл их волками и псами.

У первых во взгляде было спокойное равнодушие хищника – не злобное, нет, волк задирает овцу без злобы, а скорее даже с любовью. Таких Пастухов просто сторонился, стараясь при этом не привлечь внимания.

У вторых, больше похожих на давнего молодого пьянчужку, был собачий взгляд. Иногда виноватый, иногда терпеливо-заботливый, иногда грустный. Пастухова смущало только одно: собаки так смотрят не на хозяина, а в лучшем случае на хозяйского детеныша. Поэтому Пастухов сторонился и их тоже.

Довольно долго это ему удавалось.

Если дети – цветы жизни, то этот ребенок был цветущим кактусом.

Орать он начал, едва войдя в разошедшиеся двери «Шереметьево-2». Красная от злости и стыда мать (очевидно, крик возобновлялся не в первый раз) тащила его за руку – но мальчишка, откинувшись назад, упирался обеими ногами и вопил:

-    Не хочу! Не хочу! Не хочу лететь! Мамочка, не надо! Мамочка, не хочу! Мамочка, самолет упадет!

Мать отпустила руку – и мальчишка грохнулся на пол, где и остался сидеть: толстый, зареванный, некрасивый ребенок лет десяти, одетый чуть легче, чем следовало бы по московской июньской погоде – явно полет предстоял в теплые края.

Метрах в двадцати от них сидящий за столиком кафе мужчина приподнялся, едва не опрокинув недопитую кружку пива. Несколько мгновений смотрел на мальчика и что-то втолковывающую ему мать. Потом сел и негромко сказал:

- Это ужасно. Это просто кошмар.

- Я тоже так считаю, - поддержала его молодая женщина, сидевшая напротив. Отставила чашку кофе и неприязненно посмотрела на мальчишку. – Я бы даже сказала – омерзительно.

- Ну, омерзительного я тут ничего не вижу, - мягко сказал мужчина. – Но что ужасно… это вне всяких сомнений…

- Лично я… - начала девушка, но умолкла, увидев, что мужчина ее не слушает.

Он достал телефон, набрал номер. Негромко сказал:

- Мне требуется первый уровень. Первый или второй. Нет, не шучу. Поищите…

Прервав связь он посмотрел на девушку и кивнул:

- Извините, срочный звонок… Что вы говорили?

- Лично я – чайлд-фри, - сказала девушка с вызовом.

- Свободны от детей? Бесплодны, что ли?

Девушка замотала головой:

- Распространенное заблуждение! Мы, чайлд-фри, против детей, потому что они порабощают. Надо выбирать – либо ты свободная гордая личность, либо социальный придаток к механизму воспроизводства населения!

-          А, - кивнул мужчина. – А я было подумал… проблемы со здоровьем. Хотел посоветовать хорошего врача… Ну а секс вы признаете?

Девушка заулыбалась:

-          Ну разумеется! Что мы, асексуалы какие-то? Секс, супружеская жизнь – все это хорошо и нормально. Просто… связывать себя с этими орущими, бегающими…

-          Гадящими, - подсказал мужчина. – Они ведь еще гадят непрерывно. И сами даже задницу подтереть не могут поначалу.

-          Гадящими! – согласилась девушка. – Именно так! Провести лучшие годы за обслуживанием нужд неразвитых человеческих особей… Надеюсь, вы не собираетесь читать мне мораль и убеждать, что я одумаюсь и заведу кучу ребятишек?

-          Нет, не собираюсь. Я вам верю. Я абсолютно убежден, что вы доживете жизнь бездетной.

Мимо прошел мальчишка с матерью – то ли слегка успокоившийся, то ли, что вероятнее, просто смирившийся с тем, что полет состоится. Мать вполголоса выговаривала сыну – доносилось что-то про теплое море, про хороший отель и корриду.

-          О, Господи! – воскликнула девушка. – Они еще и в Испанию… похоже, мы одним рейсом. Вы представляете, три часа слышать истерические визги этого маленького жирдяя?

-          Полагаю, что не три, – сказал мужчина. – Час десять, час пятнадцать…

На лице девушки появилось легкое презрение. Мужчина выглядел вполне успешным, как можно не знать при этом самых банальных вещей…

-          До Барселоны самолет летит три часа.

-          Три двадцать. Но, допустим…

-          А вы куда летите? – девушка стремительно утрачивала к нему интерес.

-          Никуда. Я провожал приятеля. Потом присел выпить кружку пива.

Девушка поколебалась.

-          Тамара. Меня зовут Тамара.

-          Меня зовут Антон.

-          У вас ведь наверняка нет детей, Антон? – спросила Тамара, все никак не желая расставаться с любимой темой.

-          Ну почему же? Есть. Дочка. Наденька. Ровесница этого… жирдяя.

-          То есть позволить супруге остаться здоровой и свободной женщиной вы не захотели? – усмехнулась Тамара. – Кто она у вас?

-          Супруга?

-          Ну не дочка же…

-          По образованию – врач. А так… волшебница.

-          Вот что я в вас, мужиках, не люблю, - вставая, произнесла Тамара, - так это пошлые красивости. «Волшебница!» А сами довольны, небось, что она у плиты горбатится, пеленки стирает, ночей не спит…

-          Доволен. Хотя пеленки сейчас никто не стирает, подгузники давно в ходу.

При слове «подгузник» лицо девушки перекосилось, будто ей предложили съесть пригоршню тараканов. Она подхватила сумку и не прощаясь пошла к стойке регистрации.

Мужчина пожал плечами. Взял телефон, поднес к уху – и тот немедленно зазвонил.

-          Городецкий… Совсем? Нет, третий уровень никак. Полный чартер до Барселоны. Можно принять, что это второй… Нет?

Он помолчал. Потом сказал:

-          Тогда мне одно седьмое. Нет, вру. У мальчишки дар предвиденья второго-первого уровня. Темные упрутся рогом… Одно вмешательство пятого уровня – изменение судьбы одного человека и одного Иного... Хорошо, запишите на меня.

Он встал, оставив недопитый бокал на столе. Пошел к стойке регистрации, где рядом с матерью, замершей с каменным лицом в очереди, нервно переминался с ноги на ногу толстый мальчишка.

Мужчина прошел мимо контроля (почему-то его никто даже не попробовал остановить), приблизился к женщине. Вежливо кашлянул. Поймал ее взгляд. Кивнул.

- Ольга Юрьевна… Вы забыли выключить утюг, когда утром гладили Кеше шортики…

На лице женщины отразилась паника.

- Вы можете улететь вечерним чартером, - продолжал мужчина. – А сейчас вам лучше съездить домой.

Женщина дернула сына за руку – и рванулась к выходу. Мальчик, про которого она, похоже, напрочь забыла, широко раскрытыми глазами смотрел на мужчину.

- Хочешь спросить, кто я и почему твоя мама мне поверила? – спросил мужчина.

Глаза мальчика затуманились – будто посмотрели не то внутрь, не то куда-то далеко-далеко наружу – куда не стоит заглядывать воспитанным детям (впрочем, и невоспитанным взрослым туда смотреть без нужды не стоит).

- Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг, - сказал мальчик. – Вы отец Надьки. Вы… вы нас всех…

- Ну? – с живым интересом спросил мужчина. – Ну, ну?

- Кеша! – завопила внезапно вспомнившая о сыне женщина. Мальчик вздрогнул,  туман в его глазах рассеялся. Он сказал:

- Только я не знаю, что все это значит… Спасибо!

- Я вас всех… - задумчиво сказал мужчина, наблюдая, как женщина с ребенком несется вдоль стеклянной стены аэропорта к стоянке такси. – Я вас всех люблю. Я вас всех убью. Я вас всех достал. Я вас всех… Как же я вас всех…

Он развернулся и неторопливо пошел к выходу. На входе в «Зеленый коридор» остановился и посмотрел на очередь, выстроившуюся к стойке регистрации на Барселону.

Очередь была большая и шумная. Люди летели отдыхать к морю. В очереди было много детей, много женщин, много мужчин и даже одна девушка чайлд-фри.

- Спаси вас бог, - сказал мужчина. – Я не могу.

Дима Пастухов как раз достал зажигалку, чтобы дать прикурить своему напарнику Бисату Искендерову. Своя зажигалка у того была – просто уж так у них повелось. Доставал сигарету Дима – за огоньком лез Бисат. Собирался закурить азербайджанец – зажигалку подносил Дима. Если бы Пастухов был склонен к интеллигентской рефлексии, он мог бы сказать, что таким образом они демонстрируют друг другу взаимное уважение, несмотря на расхождение по очень многим взглядам – начиная от национальных проблем и кончая тем, какая машина круче – «Мерседес-М» или «БМВ-Х3».

Но Дима к таким размышлениям склонен не был, ездили они с Бисатом на «Фордах», немецкое пиво предпочитали русской водке и азербайджанскому коньяку, а относились друг к другу достаточно дружески. Так что Дима нажал на кнопку, извлекая крошечный язычок пламени, мимолетно глянул на выход из аэропорта – и выронил зажигалку, к которой уже тянулась сигарета приятеля.

Из дверей зала отлета выходил «пёс». Нестрашный, интеллигентного вида мужчина средних лет. К таким Пастухов привык, но это был не просто «пёс» - а тот самый… с ВДНХ… из далеко-далекого прошлого… Сейчас он пьяным не выглядел, скорее – немного похмельным.

Пастухов отвернулся и стал медленно нашаривать на земле зажигалку. Мужчина с глазами сторожевого пса прошел мимо, не обратив на него никакого внимания.

- Пил вчера? – сочувственно спросил Бисат.

- Кто? – пробормотал Пастухов. – А… нет, просто зажигалка скользкая…

- У тебя руки трясутся и ты белый весь стал, - заметил напарник.

Пастухов наконец-то дал ему прикурить, краем глаза проследил, что мужчина уходит к автостоянке, достал сигарету и закурил сам – не дожидаясь Бисата.

- Чёт ты странный… - сказал Бисат.

- Да, выпил вчера, - пробормотал Пастухов. Снова посмотрел на здание аэропорта.

Теперь оттуда выходил волк. С уверенным хищным взглядом и твердой походкой. Пастухов отвернулся.

- Хаш надо есть поутру, - наставительно сказал Бисат. – Только правильный хаш, наш. Армянский – отрава!

- Да они у вас одинаковые, - привычно ответил Пастухов.

Бисат презрительно сплюнул и покачал головой:

- Только на вид, да. А по сути – совсем разные!

- По сути они может и разные, а на самом деле – одинаковые, - глядя вслед волку, тоже прошедшему к стоянке, ответил Дима.

Бисат обиделся и замолчал.

Пастухов в несколько затяжек докурил сигарету и снова посмотрел на двери аэропорта.

Первая мысль была злой и даже обиженной – «они что, тусовку там сегодня устроили?»

А потом пришел страх.

Тот, кто вышел из раздвинувшихся дверей и теперь стоял, задумчиво озираясь, не был псом, но не был и волком. Это был кто-то другой. Третий.

Такой, кто ест волков на завтрак, а собак на обед. Оставляя все вкусное на ужин.

«Тигр» - зачем-то классифицировал его Пастухов. И сказал:

- Живот прихватило… я в сортир.

- Иди, я покурю, - все еще обиженно ответил напарник.

Звать Бисата с собой в туалет было бы странно. Что-то объяснять или придумывать – не было времени. Пастухов повернулся и быстро пошел прочь, оставляя Искендерова на пути тигра. «Да что он ему… пройдет мимо и все…» - успокаивал он себя.

Обернулся Пастухов только входя в зал отлета.

Как раз чтобы увидеть, как Бисат, небрежно козырнув, останавливает тигра. Напарник, конечно, не различал их, не чувствовал – не было у него в прошлом такого происшествия, как у Пастухова. Но сейчас что-то ощутил даже он – тем милицейским чутьем, которое порой помогает выдернуть из толпы ничем не примечательного внешне человека со стволом в потайной кобуре или ножом в кармане.

Пастухов понял, что у него по-настоящему прихватило живот. И рванулся в безопасное, шумное, наполненное людьми и чемоданами нутро аэропорта.

Поскольку он был хорошим ментом, то ему было очень стыдно. Но еще более ему было страшно.

Я встал. Поймал сочувственный взгляд Семена. Начал:

- Вчера я провожал на рейс в Нью-Йорк господина Уорнса. После того, как наш коллега прошел регистрацию и стал покупать водку в дьюти-фри…

- Вы что, прошли с ним за паспортный контроль, Городецкий? – осведомился Гесер, не поднимая глаз.

- Ну да.

- Зачем?

- Убедиться, что с ним все в порядке, - я откашлялся. – Ну и купить кое-что себе в дьюти-фри…

- Что именно?

- Пару бутылок виски.

- Какого… - Гесер оторвал взгляд от стола.

- Шотландского. Односолодового. «Гленливет» двенадцатилетний и «Гленморанж» восемнадцатилетний… но это на подарок, я лично считаю, что пить восемнадцатилетний вискарь пижонство…

- Какого хрена! – рявкнул Гесер. – Что за… мелкие корыстные акции…

- Вы извините, Борис Игнатьевич, - сказал я. – Но господин Уорнс пьет как лошадь. И предпочитает не «Белую лошадь», а приличные сингл молты. У меня бар опустел. А завтра приедет еще какой-нибудь гость – и вы мне поручите его принимать. А моя зарплата не позволяет покупать алкоголь в «Азбуке вкуса».

- Дальше, - ледяным голосом сказал Гесер.

- Дальше я сел в баре, выпить кружку пива.

- Вы давно пьете пиво по утрам, Городецкий?

- Четвертый день. С момента приезда Уорнса.

Семен хихикнул. Гесер привстал и оглядел всех, сидящих за столом – десять Иных не ниже третьего уровня, или, как говорили ветераны, «ранга».

- Особенности приема гостей мы обсудим позже. Итак, вы похмелялись пивком. Что дальше?

- Вошла женщина с ребенком. Толстый мальчишка лет десяти, вопил не переставая. Просил мать не лететь, говорил, что самолет разобьется. Ну… разумеется, я просканировал ауру. Мальчишка оказался неинициированным Иным высокого уровня, первого-второго как минимум. Судя по всему – предсказатель. Возможно даже – пророк.

В зале слегка зашевелились.

- Откуда такие смелые выводы? – спросил Гесер.

- Цвет. Интенсивность. Мерцание… - я напрягся, посылая в пространство то, что видел. Все сидящие уставились в пустую точку над столом. Разумеется, никакого реального изображения я не создавал, но сознание всегда услужливо подыщет для картинки какую-нибудь точку в воздухе.

- Допустим, - кивнул Гесер. - Но все-таки пророк…

- Предсказатель, как правило, лишен возможности увидеть собственное будущее. А мальчик испугался своей смерти. Это уже довод в пользу пророка… - негромко сказала Ольга.

Гесер неохотно кивнул.

- Я узнал, есть ли у нас право на вмешательство первого-второго уровня – спасти весь самолет. Такого права, увы, не было. Тогда я взял право на пятый уровень и снял с рейса мальчика и его мать.

- Разумно, - Гесер вроде бы чуть успокоился. – Разумно. Мальчик на контроле?

- Да, за ним непрерывно смотрят. Завтра-послезавтра будем инициировать.

- Что-то еще?

Я поколебался.

- Он сделал еще одно предсказание. Мне лично.

- Иному Высшего уровня? – уточнил зачем-то Гесер.

- Пророк! – почти весело произнесла Ольга. – И впрямь пророк!

Я кивнул.

- Можешь его озвучит, Антон? – уже совершенно мирно и дружелюбно спросил Гесер.

- Легко. «Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг. Вы отец Надьки. Вы… вы нас… вы нас всех…»

- Что дальше?

- А дальше его прервали.

Гесер что-то проворчал и стал постукивать пальцами по столу. Я ждал. И все остальные тоже ждали.

- Антон, я не хотел бы показаться невежливым… но вы уверены, что решили выпить пива по собственной воле?

Я растерялся. Даже не обиделся – а растерялся. Спросить Иного, не попал ли он под чье-то внушение – довольно серьезный вопрос. Словно… ну, словно для одного человека поинтересоваться успешностью интимной жизни другого. Между близкими друзьями, конечно, вопрос возможен. Между начальником и подчиненным… да еще и в присутствии других сотрудников… Нет, ну если неопытный Иной совершает какой-то неадекватный поступок… тут вопрос «Ты своей головой думал?» уместен. Но и то, как риторический. А уж обратиться с таким вопросом к Высшему Иному…

- Борис Игнатьевич, - сказал я, с ожесточением сдирая с себя все слои ментальной защиты. – Наверное, я чем-то дал основания вашим словам. Не пойму, правда, чем именно. На мой взгляд – да, я действовал исключительно по собственной воле. Но если вы сомневаетесь, то просканируйте меня, я не против.

Конечно же, это тоже была риторическая фраза. Абсолютно. Так человек, оказавшийся под каким-нибудь нелепым подозрением – к примеру, что он будучи в гостях украл со стола серебряные ложечки, предлагает проверить его карманы…

- Спасибо, Антон, я воспользуюсь твоим предложением, - ответил Гесер, вставая.

В следующее мгновение я отключился.

А потом открыл глаза.

В промежутке, конечно, было какое-то время – минут пять, десять. Вот только я его не запомнил. Я лежал на диванчике, который стоит в кабинете Гесера и который все иронично называют «плацдарм для мозгового штурма». Мою голову придерживала Ольга – и она была очень, очень зла. Напротив меня сидел на стуле Гесер -  и он был очень, очень смущен. Больше никого в кабинете не было.

- Ну и как… тварь ли я дрожащая, или право имею? – спросил я.

- Антон, я нижайше приношу свои извинения, - сказал Гесер.

- Перед присутствующими он уже извинился, - добавила Ольга. – Антон, прости старого дурака.

Я сел и потер виски. Голова не то, чтобы болела – казалась удивительно пустой и звенела.

- Кто я? Где я? Кто вы такие, я вас не знаю! – пробормотал я.

- Антон, я прошу принять мои извинения… - повторил Гесер.

- Шеф, с чего вы взяли, что я под влиянием? – спросил я.

- Тебе не кажется странным, что проводив гостя ты внезапно присел выпить пива в дрянной и дорогой кафешке, хотя знал, что тебе предстоит садиться за руль?

- Кажется. Но так уж тот день сложился.

- А что именно в этот момент, когда ты внезапно решил задержаться в аэропорту, у тебя на глазах устроил истерику мальчик-предсказатель?

- Жизнь вся состоит из совпадений, - философски сказал я.

- Ну а то, что самолет благополучно долетел до Барселоны?

Вот тут он меня уел.

- Как долетел?

- Обычно. Шумя моторами и покачивая крыльями. Долетел, выгрузил людей и час назад вернулся обратно.

Я помотал головой.

- Борис Игнатьевич… Я, конечно, не предсказатель. Но уж когда прицельно начинаю проверять вероятность того или иного события… Мальчик завопил о катастрофе. Я глянул его ауру – Иной, неинициированный в спонтанном выплеске Силы. Я начал проглядывать линии реальности – самолет падал. С вероятностью в девяносто восемь процентов. Может… ну, нет же абсолютно точных предсказаний… Выплыли те два процента?

- Допустим. А как еще можешь интерпретировать произошедшее?

- Провокация, - неохотно сказал я. – Мальчика накачали Силой, повесили фальшивую ауру. Прием известный, вы сами… Хм. Ну, потом мальчишка истерит, я слышу его вопли, начинаю просчитывать вероятности… допустим, они тоже искажены.

- Какова цель? – спросил Гесер.

- Заставить нас истратить право на вмешательство первого уровня впустую. Самолет и не думал падать, пацан интереса не представляет. А мы, как идиоты, выстрелили впустую.

Гесер назидательно поднял палец.

- Но у нас все равно не было права на вмешательство!

- Было, - буркнул Гесер. – Было и есть. Но зарезервировано за мной лично. Если бы ты обратился ко мне напрямую… я бы разрешил вмешаться.

- Во как… - сказал я. – Ну тогда… тогда и впрямь похоже. А что пацан?

- Предсказатель… - неохотно сказал Гесер. – Большой силы. И на тебе никаких следов воздействия. Так что ты прав, пожалуй.

- Но самолет не упал, - негромко сказала Ольга.

Мы замолчали.

- У пророков не бывает ошибок. Мальчик – пророк, поскольку выдавал предсказания о своей судьбе и о судьбе Высшего Иного. Но самолет не упал. Ты в события не вмешивался… - негромко произнес Гесер.

И тут до меня дошло.

- А вы ведь проверяли не то, под влиянием я был, или нет, - сказал я. – Вы проверяли, не спас ли я самолет без разрешения.

- И это тоже, - Гесер даже не смутился. – Но озвучивать такую причину при коллегах не хотел.

- Спасибо огромное, - я поднялся и пошел к двери. Гесер дождался, пока я открою дверь и только после этого сказал:

- Должен сказать, Антон, я очень рад за тебя. Рад и горд.

- Чему же именно?

- Тому, что ты не стал вмешиваться без разрешения. И даже не придумывал никаких человеческих глупостей, вроде телефонных звонков о бомбе в самолете…

Я вышел и закрыл за собой дверь.

Мне хотелось заорать или стукнуть кулаком по стене.

Но я держался. Я был невозмутим и холоден.

Я ведь действительно не придумывал «никаких человеческих глупостей»! Мне это даже в голову не пришло. Я убедился, что у нас нет законной возможности спасти двести человек – и спасал одного Иного и его мать.

Уроки пошли мне на пользу. Я вел себя как правильный Высший Иной.

И от этого на душе было мерзко.

- Антон!

Обернувшись, я увидел поспешно догонявшего меня Семена. Выглядел тот слегка смущенным, как старый друг, ставший невольным свидетелем неловкой и некрасивой сцены. Но мы были дружны достаточно долго и крепко, чтобы Семену не пришлось изображать, будто он задержался случайно.

- Думал, дольше ждать придется, - пояснил Семен. – Ну учудил шеф, учудил…

- Он прав… - неохотно признал я. – Ситуация и впрямь сложилась странная.

- Мне поручили найти мальчишку, инициировать, обосновать родителям его занятия в нашей школе… в общем – стандартная процедура. Хочешь, поедем?

- А что, уже нашли? – заинтересовался я. – Я только имена считал, дальше возиться не стал…

- Конечно нашли! Двадцать первый век на дворе, Антоха! Позвонили в наш информационный центр, задали вопрос – кто не явился на рейс такой-то в Барселону. Через минуту Толик перезвонил, выдали имена и адреса. Иннокентий Григорьевич Толков, десять с половиной лет. Живет с мамой… ну, ты же знаешь, что в неполных семьях Иные встречаются статистически чаще.

- Социальная депривация способствует… - буркнул я.

- А я слышал версию, что папаши подсознательно чувствуют, что ребенок – Иной, и уходят из семьи, - сказал Семен. – Боятся, короче… Живут Толковы рядом, на Водном Стадионе… смотаемся?

- Нет, Семен, не поеду, - покачал я головой. – Ты и сам прекрасно справишься.

Семен вопросительно смотрел на меня.

- Да все в порядке! – твердо сказал я. – Не бойся, я не бьюсь в истерике, не ухожу в запой и не вынашиваю планов покинуть Дозор. Я в аэропорт съезжу, поброжу там. Как-то все неправильно, понимаешь? Мальчик-пророк изрек туманные пророчества, самолет который должен был упасть не разбился… все не так!

- Гесер уже послал в Шереметьево инспекцию, - сообщил Семен.

Какой-то у него был голос ехидный…

- Кого он послал?

- Ласа.

- Понятно, - кивнул я, останавливаясь у лифтов и нажимая вызов. – То есть ничего интересного Гесер не ждет.

Лас был нетипичным Иным. Начать с того, что никаких способностей Иного у него не было и не должно было появиться. Но несколько лет назад его угораздило попасть под заклинание древней магической книги «Фуаран». Вампир Костя, бывший когда-то моим соседом и даже приятелем, продемонстрировал на Ласе, что с помощью книги способен превращать людей в Иных…

Самым странным я считал даже не то, что Лас превратился в Иного, а то, что он превратился в Светлого Иного. Злодеем он не был, но вот чувство юмора имел специфическое… да и его взгляды на жизнь подобали скорее Темному. Работа в Ночном Дозоре, к которой он относился, похоже, как к очередной шутке, его особо не изменила.

Но Иным он был слабым. Седьмого, самого начального уровня, с неопределенными перспективами дорасти до шестого (впрочем, Лас к этому не рвался).

- А вот не скажи, - не согласился со мной Семен. – Гесер не ждет ничего интересного в магическом плане. Ты ведь там был, ничего не заметил. Ты и сам Высший…

Я поморщился.

- Высший, высший, - дружелюбно сказал Семен. – Опыта у тебя мало, но способности-то есть. Так что копать в этом направлении бесполезно. А вот Лас – он по-другому на ситуацию посмотрит. Практически с точки зрения человека. Голова у него работает довольно парадоксально… вдруг что-то заметит?

- Тогда точно нам следует съездить вдвоем, - сказал я. – А ты дерзай, инициируй пророка.

- Восстань, и виждь, и внемли… - Семен первым вошел в наконец-то появившийся лифт, вздохнул: - Ох, не люблю я пророков и предсказателей! Как ляпнут что-нибудь в твой адрес – и ходишь потом как дурак, размышляешь, что же имелось в виду. Порой таких страхов себе напридумываешь, а на деле полная ерунда, тьфу, внимания не стоит!

- Спасибо, - сказал я Семену. – Да не беспокойся ты… я спокойно к этому отношусь. Подумаешь, пророк!

- Помню, был у нас в Петрограде один предсказатель, - с готовностью подхватил Семен. – И вот в году одна тыща девятьсот шестнадцатом, под новый год, спрашиваем его о перспективах. А он нам и выдает…

Ласа я успел перехватить во дворе, он как раз садился в свою чисто вымытую «Мазду». При моем появлении он откровенно обрадовался.

- Антон, а ты не сильно занят?

- Ну…

- Не смотаешься со мной в Шарик? Борис Игнатьевич велел по твоим следам пройти, странности всякие поискать. Может присоединишься?

- Что с тобой поделать, - вздохнул я, забираясь на правое сиденье. – Съезжу. Будешь должен, сам понимаешь.

- О чем речь, - обрадовался Лас, заводя машину. – А то у меня со временем плохо, и так сегодня планы пришлось менять.

- Что за планы? – спросил я, пока мы выезжали со стоянки.

- Да это… - Лас слегка смутился. - Я сегодня креститься собирался.

- Чего? – мне показалось, что я ослышался.

- Креститься, - повторил Лас, глядя на дорогу. – Ничего? Нам ведь можно креститься?

- Кому «нам»? – уточнил я на всякий случай.

- Иным!

- Можно, конечно, - ответил я. – Это как бы… дела духовные. Магия – магией, а вера…

Ласа будто прорвало:

- Вот и я подумал – черт его знает, как там посмотрят на то, что магией занимаюсь… я вообще-то агностик всегда был, ну точнее – экуменист широкого профиля, а тут как-то подумал… лучше уж креститься, для гарантии.

- В «Симпсонах» один персонаж был, так он на всякий случай еще соблюдал день субботний и совершал намаз, - не удержался я.

- Не кощунствуй, - сказал Лас строго. – Я же серьезно… Церковь вот, специально, нашел в Подмосковье. В Москве, говорят, все попы коррумпированные. А в провинции – ближе к Богу. Вчера созвонился, поговорил… ну, меня там знакомые порекомендовали… сегодня обещали покрестить, а тут Гесер задание выдал…

- Как-то быстро ты, - усомнился я. – Ты вообще готов к таинству крещения?

- Конечно, - усмехнулся Лас. – Крестик купил, Библию на всякий случай, пару иконок…

- Подожди-подожди, - заинтересовался я. Мы как раз выскочили на Ленинградку и понеслись к аэропорту. Лас привычно наложил на машину чары «эскорт», и нам начали торопливо уступать дорогу. Уж не знаю, кто из водителей что видел – кто «скорую помощь», кто милицию с включенной сиреной, кто правительственный эскорт, увешанный мигалками как дурень мобильниками, но дорогу нам освобождали резво. – А символ веры ты выучил?

- Какой символ веры? – удивился Лас.

- Никео-Царьградский!

- А надо? – заволновался Лас.

- Ладно, священник подскажет, - развеселился я. – Рубашку крестильную купил?

- Зачем?

- Ну, когда из купели вылезешь…

- В купель только младенцев окунают, я же в нее не залезу! На взрослых брызгают!

- Дубина, - с чувством сказал я. – Есть специальные купели, для взрослых. Называются баптистерии.

- Это у баптистов?

- Это у всех.

Лас задумался, благо вождение автомобиля под прикрытием «эскорта» позволяла не особо напрягаться.

- А если там бабы будут?

- Они тебе теперь не бабы, а сестры во Христе!

- Ну ты врешь! – возмутился Лас. – Хватит уже, Антон!

Я достал мобильник, подумал секунду и спросил:

- Кому из наших ты веришь?

- В духовном плане? – уточнил Лас. – Ну… Семену поверю…

- Годится, - кивнул я, набрал номер и включил громкую связь:

- Да, Антон? – отозвался Семен.

- Слушай, ты крещеный?

- Ну как в моем возрасте русский человек может быть некрещеным? – ответил Семен. – Я ж при царе родился…

- А сейчас вере православной близок?

- Ну… - Семен явно смутился. – В церковь хожу. Иногда.

- Скажи, взрослых как крестят?

- Если по-нормальному, то как детей. Разделся – и в воду с головой три раза.

- Спасибо, - я прервал связь. – Понял? Фома… готовящийся к таинству…

- Что еще там будет? – спросил Лас.

- Становишься лицом на запад, трижды плюешь и говоришь: «Отрекаюсь от Сатаны!»

Лас расхохотался.

- Ну, Антон… Хватит гнать. С крещением согласен, это я погорячился! Правильный некоррумпированный поп не будет воду экономить. А вот стать на запад лицом… плюнуть…

Я снова набрал Семена:

- Да? – с любопытством отозвался тот.

- Еще вопрос. Как происходит обряд отречения от Сатаны при крещении?

- Становишься лицом на запад. Батюшка спрашивает, отрекаешься ли ты от Сатаны и от дел его. Трижды вслух отрекаешься, плюешь в сторону запада…

- Спасибо, - я снова прервал связь.

Лас молчал, вцепившись в руль и глядя перед собой. Мы уже проехали МКАД.

- А еще какие сложные моменты будут? – почти робко спросил он.

- Окунулся, отрекся, - я начал загибать пальцы. – И третий шаг… ты учти, в церкви все троично, потому что Бог триедин. Третий шаг – выходишь из купели и обегаешь вокруг церкви трижды, строго противосолонь…

- Голым? – ужаснулся Лас. – Без штанов?

- Конечно. Аки Адам ветхозаветный, безгрешный до вкушения плодов с древа познания!

Фраза родился спонтанно, но звучала очень убедительно.

- Ну… если надо… - тихо сказал Лас.

- Ты б зашел в любую церковь, - посоветовал я. – Даже в коррумпированную. И книжечку купил, с пояснениями.

- Мне неудобно в церковь заходить, - признался Лас. – Мало того, что некрещеный, так еще и волшебник!.. Блин, может отложить крещение? Раз надо голым вокруг церкви бегать… в фитнес похожу, подкачаюсь…

- Ладно, насчет бега вокруг церкви – это неправда, - сжалился я. – Но я бы все-таки советовал тебе отнестись к вопросу серьезнее.

- Как все сложно… - вздохнул Лас, выруливая к терминалу. – Нам в «д»?

- Да, в новый, - подтвердил я.

- Что ж, попробуем с Божьей помощью! – сказал Лас.

Я понял, что пыл неофита в нем не угас.