Испытание верности. Часть I

Данный фанфик написан мной по вселенной "Дюны" в 2009 году, и является собственностью замечательной группы "Дюна. Фанфики", подробнее узнать о которой вы сможете по этому адресу - http://vkontakte.ru/club17527420

В данной группе вы сможете подробнее узнать как об авторе, так и о вселенной "Дюны".

Испытание верности
Часть I

Хранить верность – это достоинство, познать верность - это честь.

От поднимающегося из-за горизонта солнца дюны отбрасывали длинные тени. Жаркое светило вставало над безбрежным океаном песка. Линия горизонта окрасилась в алое, дрожащее от раскаленного воздуха марево. Легкий ветерок поднимал облачка песка, и тот бил по лицу фримена, стоящего на гребне высокой дюны.
- Эль-саяль…
Он надел фильтр.
Далеко отсюда, если идти по бежавшим вдаль бесконечным складкам дюн на восток, в расщелинах обдуваемых всеми ветрами скал, находился его сиетч.
- Какая тишина… - фримен поднял голову к небу.
Он ушел из сиетча далеко за полночь, чтобы побыть наедине с пустыней и развеяться. Стычки с Харконненами становились все чаще и все ожесточеннее, и хотя люди пустыни меняли одного своего за троих Харконненских убийц, их численное превосходство было неоспоримо. В последнем бою брат Машада, Кадир, был убит, и теперь фримену требовалось побыть одному.
Машад сел на горячий песок и стал смотреть по сторонам. Перед ним распростерла объятия  Великая Пустыня. Никому никогда не понять ее, никогда не победить ее. Отталкивающая, устрашающая Кориолисовыми бурями, огромными червями и прочими опасностями, но в то же время девственно чистая и привлекающая своей непорочной красотой. И пряностью, которая особо притягивала к себе всех без исключения жителей пустынной планеты – контрабандистов, фрименов, Харконненов…
Вдруг фримену вспомнились россказни о Лиете и его отце Пардоте. Как известно, этот безумец погиб в обвале пещеры в Гипсовой Котловине, но его сын продолжал продвигаться к поставленной отцом цели… Машад  хмыкнул – когда же все таки смогут фримены увидеть дождь? Он сам еще не знал, верить или не верить прогнозам эколога. Он не хотел расставаться с пустыней, но и перемены манили его.
Фримен растянулся на песке и стал смотреть в небо, не теряя при этом бдительности. На Дюне можно ожидать любой опасности, причем и в самые не походящие моменты. Но
сейчас он был далеко от скал Барьерной Стены и Харконненов, на Великой Равнине. Потому он разрешил себе немного расслабиться и предаться воспоминаниям.
И каждый раз, когда Машад вспоминал о чем-то приятном, в сознании независимо от его воли всплывал адаб. «Они убили твоего брата. Харконнены убивают твоих соплеменников, твой народ. А ты лежишь здесь». И все время перед глазами проносилась битва, словно во сне: Кадир сражался с двумя противниками, а третий сзади вонзал клинок ему в спину. Он падал на колени среди убитых им, и сквозь сражение смотрел в глаза брату. «Ты не смог помочь ему, спасти его. Ты проиграл».
- Да будьте прокляты, вы, Харконнены!
Машад встал, и с гневом вперил взор в горизонт, туда, где стоял Карфаг.
- Будьте прокляты!
Фримен достал из фримпакета манок и с силой воткнул его в песок у себя под ногами в подветренную часть дюны, где песок был плотнее. Глотнул немного воды из трубки дистикомба.
Манок начал свою работу. Фримен отошел чуть поодаль и стал прислушиваться.
Тумп… тумп… тумп...
Зверь не заставил себя долго ждать. Вдали блеснула молния – наэлектризованный песок извещал о прибытии червя. Через несколько минут послышался знакомый шорох. На гребне одной из дюн вырос песчаный холм, стремительно продвигавшийся к манку.
- Сюда, Шаи-Хулуд!- крикнул Машад и взял в руки крюки Подателя, ни разу его не подводившие.
Фримен, стоя неподвижно, запахнулся в плащ. Он просчитывал путь Большого Подателя. Червь вынырнул из песка, с диким ревом разверзнув пасть, и с грохотом рухнул в песчаное море. Он оказался среднего размера – не слишком маленький, но и не огромный. Резкий запах корицы проникал в нос даже сквозь носовые фильтры. Машад побежал наперерез червю, чтобы занять позицию для перехвата.
Вздымающиеся над песком передние сегменты величественного тела червя поднимали волны песка.
Перепрыгнув через них, фримен примерился, и рывком вонзил крючья в передний край кольцевого сегмента, как делал уже не раз, и открыл мягкую, розоватую плоть. Он подтянулся на крюках и уперся ногами в мощное тело Старика Пустыни. Червь продолжал свой ход и прошел там, где раньше стоял манок. Стук оборвался, и тот замедлил свое движение и стал разворачиваться «спиной» кверху, чтобы спрятать открывшуюся нежную плоть от песка. Зверь извернулся, вздымая облака пыли к небу, пытаясь сбросить с себя досадливого человечка, но Машад устоял.
Ему было все равно, куда вести червя.
- Хаий-йо!- закричал наездник пустыни – пошел!
Червь, словно повинуясь приказу, устремился вперед.
Они неслись на встречу ветру, и Машад снял капюшон и фильтр с лица, открыв его палящим потокам. Песчинки резали лицо и застревали в густой черной бороде, примятой трубкой и носовым фильтром. Но он совершенно не чувствовал боли, ему, напротив, нравилось – он чувствовал себя истинным фрименом, сыном пустыни.
Он кричал наперерез ветру, разговаривая с червем, словно тот мог понять его.
- Моего брата звали Кадир! Он был доблестным воином и дорого ценил воду племени! Не раз фримены сиетча были свидетелями его силы и мудрости. Он хотел даже бросить вызов наибу и сразиться с ним! Исхак не плохой фримен, но как наиб, он не способен принимать всегда верные решения.
Машад начал оправдываться перед червем.
- Мой брат лучше бы справился с делами сиетча и харконненами. Но они всему помешали! Они настигли нас, когда мы совершали переход по пустыне! У них были орнитоптеры, и они в три раза превосходили нас числом. Кадир отправил  на тот свет семерых харконненов, прежде чем был убит! Мы победили в тот раз, но цена была слишком велика… Племя осталось без половины лучших воинов! А потом Шаи-Хулуд очистил поле боя от мертвых тел и брошенной техники. Не ты ли это был, Податель?
Несколько часов Машад гонял червя по пустыне, предавшись памяти и позволив животному самому выбирать путь.
Память о друге и брате неотступно следовала за рвущимся вперед фрименом верхом на черве. В сознании постоянно всплывали призраки утраченных навсегда дней, проведенных вместе. Со временем боль утраты забудется, и в памяти останутся только добрые воспоминания, но сейчас Машад не чувствовал ничего, кроме пресловутой боли и гнева.
Солнце уже высоко встало над пустыней, когда фримен решил возвращаться в сиетч.
Червь, с самого рассвета скитавшийся по пустыне, начал выбиваться из сил. За это время он отдалился от жилища фрименов далеко в пески, и возвращение обещало быть долгим. А наиб и фримены уже наверно начали волноваться, ведь Машад не предупредил их о своем уходе. Он повернул червя вправо с криком «Дерш!», и устремился домой.
- Давай, Податель, потерпи еще немного, и я оставлю тебя в покое.
На самом краю горизонта, за спиной фримена, там, где марево раскаленного воздуха Арракиса дрожало в танце, словно блики священной воды, игравшие на стенах поземных водохранилищ, к небу вздымались столбы песка. Приближалась буря.
Наездник стал подгонять животное, перекрывая криком грохот раздвигающихся у пасти червя дюн.
Наконец вдали стали появляться пики обточенных ветрами скал, словно гигантские клыки разверзнутой пасти, они тянулись к небу.
К этому времени червь окончательно выбился из сил. Он, словно не чувствуя человека на спине, стал погружаться в желтый океан. Фримен вытянул крюки Подателя и соскользнул по шершавой поверхности кольца в песок, сразу отбежав подальше, чтобы тот не задел его хвостом. Большой Податель не дотянул километра до скал, и Машад пешком побрел к сиетчу залегшей глубоко в сознании походкой – шаг… шарканье... пауза… шаг…

* * *

Солнце начинало клониться к горизонту. Фримен быстрым шагом поднимался из котловины. Развевались полы бурнуса – часовой не откликнулся Машаду, от чего  тот заволновался и спешил в сиетч. Скалы точно зависли в молчании. Он остановился, вытер пот со лба, приподнял  капюшон и исподлобья посмотрел на заостренные вершины скал. Почему часовой не окликнул приближающегося к сиетчу фримена? Его не заметили? Какая неосторожность, и как дорого можно за нее заплатить, если вдруг вот так не заметить и врагов.
Подножие скального барьера было усеяно сухими листьями, Машад осторожно  переступил их и ступил на лестницу, ведущую из неширокой расщелины к пещерам. Он затаив дыхание поднимался, внимательно оглядываясь по сторонам. Трещина в скале, ступеньки, поворот и каменная арка, нависшая над головой, снова ступеньки. Шаги фримена были неотличимы от естественных звуков пустыни. Он погрузился во мрак открывшегося перед ним узкого туннеля и наконец оказался в небольшом зале, освещенным тусклым светом плавающих ламп, из которого расходились коридоры в остальные части сиетча.
Машад откинул капюшон, снял носовой фильтр и недоверчиво посмотрел по сторонам. Что это такое? Почему его никто не встретил, где часовые?
Придя в ярость, он собрался было найти виновных и наказать их по всей строгости, но вдруг остановился. По пещерному убежищу распространялся посторонний, отличимый от  естественных запахов запах. Едкий запах крови. Ярость на миг уступила перед натиском страха.
И первое, что бросилось ему в глаза – следы расколотого камня на потолке, и мертвые тела соплеменников, развалившихся на ступеньках лестницы.
Фримен извлек из ножен в складках бурнуса свой хрустальный криснож из зуба песчаного червя, и метнулся в коридор, ведущий в жилые помещения.
И в каждой комнате он находил бездыханные тела мертвых фрименов. Воины яростно сопротивлялись  натиску врага, пытаясь не допустить его в жилые комнаты. Но, очевидно, харконненов было намного больше, и фримены не успели подготовится к предстоявшей схватке. Остекленевшими от горя и ярости глазами Машад осматривал заваленный телами коридор.
Только он пришел было в себя после гибели брата, как судьба преподнесла ему новый сюрприз.
Харконнены забрали своих мертвых и раненых солдат, оставив лежать мертвых жителей пустыни. В каждом лице Машад узнавал друзей и знакомых. Смерть его брата оказалась только началом кровавой схватки,  но худшее, он знал, еще ждало его впереди, за дверью его с семьей йали. Пытаясь унять бушующий в груди ураган, он дрожащей рукой приподнял альков. Но йали оказася пуст. Он прекрасно понимал, что это ничего не может значить, но отсутствие их здесь вселяло маленькую надежду.
- Почему, почему меня не было здесь тогда, когда я так нужен был им?- Машад взвыл в бессильной ярости, проклиная про себя и вслух кровавых убийц, опустошивших его дом.
Фримен вздрогнул, когда вспомнил, что говорило ему сознание утром в пустыне -  «Они убили твоего брата. Харконнены убивают твоих соплеменников, твой народ. А ты лежишь здесь».
В коридоре послышался короткий шорох, и фримен крепче сжал криснож в кулаке. Среди груды мертвых тел раздался скрипучий смех. Машад вышел из йали и склонился над раненным, и узнал в нем Харконнена. Он пытался откашляться, харкаясь кровью.
- Что, фримен? Кажется, не убив тебя, мы причинили тебе большие страдания, чем сами того хотели!- его зубы оскалились в кровавой улыбке.
- Вы убили всех?!- зарычал Машад.
- Твои ублюдки-друзья долго кхе-кхе… защищали коридор, может кто-то и успел… уйти через потайные выходы, которые мы нашли позже!- Харконнен пытался засмеяться, но лишь плевался кровью в удушливом приступе кашля.
- Радуйся, что я подарю тебе быструю смерть!
- Тоже я могу… сказать и о тебе! Бо… кхе-кхе… Раненый схватился за грудь, содрогнувшись в приступе кашля, тело его дернулось в конвульсии, и глаза его закатились.
- Ненавижу! Ненавижу!- он дал волю скопившейся внутри злобе, сиетч сотрясал его громоподобный крик, отдававшийся эхом под сводами пещер. И словно мертвые голоса вторили ему: «Ненавидим! Ненавидим!»
- Ненавижу!- выл Машад, и если бы его голос сейчас услышали сами Преподобные Матери Бене Гессерит, то и они бы ужаснулись его силе. Фримена переполняла сейчас такая ярость и злоба, что ему казалось, что одним мановением руки он сможет сдвинуть все нависшие над ним скалы.
Харконнены выжали из него все человеческое, что оставалось и в без того суровом фримене, словно воду из губки.
Что хотел сказать тот подохший Харконнен? Бо… Бомба? Нет, не-ет, он не отдаст им себя так легко, он еще покажет им, и да ужаснется любой Харконнен, от грудного младенца до дряхлого старика, когда почувствует у своей шеи холодное лезвие его кинжала!
Он покинул мертвый сиетч, он бежал прочь, и ноздри его раздувались от переполнявшей все тело злости. Внутри разразился настоящий тайфун, наполнивший тело Машада неисчерпаемой энергией, и он бежал, спотыкался и падал, вставал и снова бежал, пока оглушительный взрыв не разнес скалы за его спиной до самого основания. Догнавшая бегущего фримена взрывная волна повалила его наземь.
Ударившись головой о плотный песок, он на миг потерял сознание, а очнувшись услышал в голове многоголосый хор, он говорил ему: «Йали пуст… йали пуст… йали пуст…»
- Йали пуст!- заорал Машад, раздирая горло,- но как можно быть уверенным, что Харконнены не забрали жену и дочь в рабство, а сына для гладиаторских поединков? Ведь они не единственные, кого не осталось мертвыми лежать на холодных полах сиетча!

* * *

Машад гнал червя по раскинувшемся перед его пастью эргу в ночную тьму. Фримен, в ущербном свете поднявшейся на небосвод Первой Луны, умело направлял гигантское животное в нужное ему место. Позади всесокрушающая Кориолисовая буря уже поглотила мертвый сиетч и с огромной скоростью следовала по пятам за все ускорявшим ход червем. На этот раз Машаду удалось вызвать по настоящему огромного Подателя, взобравшись на его спину, он сразу погнал его к ближайшему сиетчу – сиетчу Табр.
Старик Пустыни жадно заглатывал ночной воздух, обходя по пути рассеянные по пустыне меланжевые выбросы.
Осознав, что он не успеет обогнать бурю и добраться до скал, Машад оставил червя и побежал к самой высокой дюне, поднимавшейся невдалеке. Присев с противоположной от бури стороне склона, фримен стал разворачивать диститент. Раньше ему никогда не приходилось прятаться в палатке от бури Кориолиса посреди пустыни, и он подвергал себя огромной опасности.
Развернув диститент, Машад залез внутрь через сфинктерный клапан и выставил наружу  шноркель, который будет подавать воздух в палатку, когда песок накроет ее.
Внутри царила тьма, фримен зажег люминофорную трубку  и стал ждать. Он нервничал. Сильно нервничал – еще бы, на его месте любой повел бы себя так.
Шум приближавшейся к стенами диститента бури усиливался, и его стало колыхать как лист на ветру.
Машад закрыл глаза и попытался унять наступившую во всем теле дрожь.
Было слышно, как песок барабанит по стенам его убежища, вскоре стук превратился в непрерывный шум, а потом словно лавина скатилась на диститент. Стук сразу прекратился, слышно было только приглушенный свист ветра. Потолок палатки прогнулся под тяжестью наваленного на него песка.
Фримен схватил шноркель и с трудом стал просовывать его сквозь слои песка, пока наконец он не показался на поверхности.
Главным теперь было дождаться окончания бури, а потом смочь пробиться сквозь слои песка наружу.
Машад снял капюшон и фильтры, глотнул теплой воды из трубки и лег на неровный пол своей палатки. Буря будет длиться до утра, и у него много времени, чтобы побыть в одиночестве и подумать, чем будет для него вся последующая жизнь.
Прошло много времени, отдающие зеленым светом трубки погасли, и фримен не стал зажигать новые. Он никак не мог заснуть, хотя чувствовал себя полностью обессилившим и слишком усталым даже для того, что бы просто повернуться.
«Что я теперь буду делать? Один убивать Харконненов?  Но это чистое безумие – я заберу двух, трех, пусть даже четырех, прежде чем погибну сам, как Кадир, но для них это будет как комариный укус, даже меньше».
Машад пытался отогнать эти мысли, но они не отступали, словно кто-то навязывал их ему.
«Раньше я жил в сиетче с другими фрименами, семьей… Жил, чтобы жили они, чтобы племя продолжало существовать, чтобы сохранять древние традиции своего народа и для того, чтобы продолжать преобразовывать Арракис. Чтобы когда-то потомки моих детей смогли узреть заветную мечту своих предков – воду, падающую с неба.
А что теперь? Это был не первый сиетч, который Харконнены уничтожили, и конечно, не последний. Они будут продолжать уничтожать пустынные убежища, а вместе с ними и хранилища воды, и Арракис никогда не преобразуется. Лучше бы я погиб вместе с сиетчем…»
- Разве фримены поступают так?- голос раздался позади головы лежащего Машада.
- Кто здесь?- он приподнялся на локтях и повернул голову – но в темноте ничего не было видно.
- Вспомни, что означает твое имя.- теперь голос звучал прямо перед лицом ошеломленного фримена.
- Отец…
- Машад – испытание верности. Я назвал тебя так не для того, чтобы ты погиб в пустыне, как потерявшийся вали.
- Бог сотворил Арракис, чтобы воспитывать верных,- прошептал Машад.
- Будь готов принять то, что дано тебе испытать.
Волна спокойствия беззвучно накатила на усталого фримена, он склонил голову и крепкий сон сковал его. Сковал надолго. И когда же он пробудился, ветер стих, насколько можно было судить из заваленной песком палатки.
Он снова зажег трубки, и в тусклом их свете вынул из фримпакета статический уплотнитель и небольшой сверток. Живот Машада урчал не переставая - он не ел почти сутки. В свертке оказалось всего лишь несколько маленьких буханок пряного хлеба. Выбирать не приходилось, и фримен быстро расправился с ними. Закончив свою нехитрую трапезу, Машад натянул капюшон бурнуса высоко на лоб и одел носовые фильтры. Взяв в руки уплотнитель он открыл вход в диститент, и сквозь эту прореху потек песок, пока фримен не остановил его. Не привлечет ли его возня в песке червя? – подумалось ему. Орудуя  статическим уплотнителем, он стал выбираться наружу, руками расчищая себе путь. Карабкаясь вверх по вырытому в уплотненном песке туннелю, Машад увидел, наконец, пробивающиеся сквозь тонкий слой песка у себя над головой лучи света, и с силой вытянул руку, открыв себе проход. Немного помедлив, он задержался у выхода из туннеля, не рискуя показываться, и прислушивался к пустыне. Нет ли поблизости Харконненов? Кажется, нет. Немного успокоившись, но не теряя бдительности он начал приподниматься, и вдруг услышал у себя за спиной голос. Он желал ему доброго утра.
- Субах Уль-Кахар, фримен, что делал ты в пустыне во время бури?
- Субах Ун-Нар,- Машад ошарашено поднял голову из своего лаза, так, чтоб только он мог видеть заговорившего с ним, и увидел перед собой небольшую группу фрименов, запахнутых в плащи цвета пустыни.
В том что это были фримены сомневаться не приходилось. Никто другой не смог бы неслышно приблизиться к нему. Их лица полностью скрывались надвинутыми до самых глаз капюшонами и носовыми фильтрами.
Машад снял свой капюшон, показывая синие глаза Ибада, чтобы никто не заподозрил его.
- Это слишком долгая история, чтобы рассказывать ее среди открытых песков,- он поднялся из туннеля.
- Куда направляешься ты?- говорил стоявший на вершине дюны фримен. Остальные из его отряда еще не взобрались наверх. Виднелись только маячившие из-за гребня дюны головы в капюшонах.
- Мне некуда идти.
Его собеседник сощурился, и резко выпалил:
- Что такое? Из какого ты сиетча?
- Сиетч Саламулейн.
- Почему ушел ты из сиетча? Ты ведь не слеп. Чем обременил ты свое племя?
- Моего племени больше нет.
Фримен, явно бывший лидером отряда, потупил взгляд и обернулся к своим фрименам, потом снова посмотрел на Машада.
- Харконнены?- как сплюнул, спросил он.
- Харконнены.
Подойдя к Машаду, фримен отвел его в сторону от отряда и, смотря в синие глаза, заговорил:
- Я Стилгар, наиб сиетча Табр. Как твое имя?
- Машад.
- Расскажи мне, Машад, как это произошло?
- Весь день меня не было в пещерах, а когда я вернулся, перед началом бури, все в сиетче были мертвы, а сам он был заминирован. Харконнены забрали мертвые тела своих воинов, но я нашел одного среди груды бездыханных фрименов. Он сказал, прежде чем умереть, что возможно, некоторым удалось скрыться через потайные ходы. Когда я покинул сиетч, скалы сотряс взрыв. Я хотел добраться до Табра на черве, но буря настигла меня в пути.
Стилгар склонил голову.
- Подробности расскажешь в сиетче.
После минутного молчания он заговорил снова.
- Мы не из тех, кто платит фай Харконненам. Воспользовавшись бурей, мы решили совершить раззию на одно из их военных поселений,  расположенных в ущельях Барьерной. Пока буря будет продвигаться дальше, их основные силы не смогут прийти на помощь. Сама судьба дает тебе возможность отомстить за воду павших воинов сиетча Саламулейн. Ты пойдешь с нами?
Машад посмотрел на отряд Стилгара и только сейчас понял, насколько он многочислен.
- Да. Для меня будет честью сражаться вместе с фрименами сиетча Табр,- в его словах звучал металл. Он был готов убивать Харконненов. Теперь это было целью его существования.
Говоривший с ним наиб кивнул.
Оба они вернулись к основному отряду, и один из фрименов протянул Машаду его сложенный диститент и хлопнул его по плечу - все слышали, как он сказал, что его сиетч погиб, но никто кроме Стилгара не знал подробностей. Машад замечал на себе сочувствующие взгляды, и это немного ослабило сковавшие его сердце путы. Возможно, он найдет себе место среди этого племени, но таким как раньше он не станет уже никогда. Эта ночь полностью изменила его.
«Бог создал Арракис, чтобы испытывать верных».
О, он покажет всем, насколько он верен.
Не задерживая более свой отряд, наиб повел его дальше. Фримены в своем полностью лишенном ритма марше длинной змеей растянулись по гребню дюны, которая словно морская волна из прекрасных рассказов плавно поднималась и опускалась в бесчисленное множество таких же, как и она сама.
Машад шагал в середине длинной цепи воинов, и никто не пытался заговорить с ним. Все предвкушали события предстоявшей им схватки с Харконненами.
Когда солнце стало клониться к горизонту, вдали замаячили, словно мираж, вершины скал Барьерной Стены.
Фримены приободрились.
Верхом на черве они бы намного быстрей добрались до места, но никто не мог сказать, не пролетит ли поблизости харконненский орнитоптер?  Что, если где-то рядом окажется комбайн-подборщик и патрулирующие его топтеры? На Подателе их непременно заметят прежде, чем они успеют понять о приближении опасности. На своих двоих передвигаться было конечно куда утомительнее, но, завернувшись в бурнусы, никто их не заметит. Хотелось надеяться. На черве они отправятся обратно, увозя с собой воду Харконненов. Этой ночью они поменяются ролями, и теперь враг будет платить им фай, водяной налог.
Солнечный свет больше не грозил выдать фрименов в своих лучах, когда они приблизились к подножиям скал.
Поселение Харконненов располагалось на небольшом плато, плавным спуском соединявшемся с песчаным морем. Места, не защищенные скалами, были обнесены невысокой железной стеной.  На лицо были видны последствия прокатившейся недавно бури. Двор был заметен кучами песка, солдаты суетились вокруг покореженной техники, но главное, что было очень на руку фрименам, из трех прожекторов, освещавших почти все маленькое поселение, работал только один.
Отряд фрименов поднялся по скальному карнизу к узким расщелинам, к северу от поселения, и по ним стал медленно продвигаться к ничего не подозревавшем харконненам.
Растворившись в тенях, фримены ожидали команды своего наиба. А Стилгар, поднявшись выше по уступам, рассматривал оборону противника. Несколько часовых сторожили у ворот главного въезда в поселок. Несколько бродили по посадочному полю между орнитоптеров. У стен были рассредоточены вооруженные воины. Харконнены были кем угодно, но только не глупцами, и они были явно подготовлены к возможному нападению. Но ожидали они его совсем не в том месте. Это предрешило их судьбу. Фримена не волновали сновавшие туда обратно солдаты, пытавшиеся навести кое-какой порядок во дворе. Стоило только отключить свет, как все они превратятся в добычу.
Стилгар спустился к своему отряду и подозвал к себе одного из притаившихся воинов. Прошептав ему что-то на ухо, он указал рукой на высившийся у дальнего от ворот конца посадочного поля прожектор. Фримен кивнул и скользнул по крутому склону скалы в харконненский двор. Прячась за большими контейнерами, он слился с тенями и бесшумно пробрался к вышке у высокой каменой стены и стал ждать.
Тихо чирикнула птица под окутанным тьмой небосводом.
Плато тотчас сотряс яростный боевой клич фрименов, эхом отдавшийся со всех сторон заключенного скалами поселения, так, что не было понятно, откуда именно были слышны крики. Харконнены буквально подскочили на месте, заметались, стали выкрикивать команды, и в это же мгновение свет над посадочным полем погас.
Фримены рассредоточились по двору, продолжая выкрикивать боевые кличи и убивать ошеломленных харконненских псов.
Машад лишал жизни каждого попадавшегося ему на пути врага. Он впал в боевое безумие, и, почувствовав на руках горячую кровь заклятых врагов, ощутил нахлынувший волной поток прежних чувств. Она словно вывела его из транса. Он одновременно убивал и отдавал воду мертвым. А хотя мертвым ли?
Схватив раненного Харконнена и опрокинув его наземь, Машад, приставив блеснувший в свете Первой Луны крис к горлу охваченного ужасом противника, стал допрашивать его, перекрикивая шум бушующей схватки.
- Где пленные, которых вы захватили в сиетче вчера?!- он снял фильтры, чтобы тот лучше слышал его.
- Какие пленные?..- Харконнен, жалобно щурясь, попытался отвернуться от фримена. Но он встряхнул его за шиворот и повторил вопрос.
- Где?!
- Там… там... в пещерах… не убивайте!- Машад только посмеялся над его визжанием и отбросил подальше от себя. Пусть другие заберут его воду.
Сквозь кипящую бойню он помчался к орнитоптерам, где сейчас сражался наиб.
- Стилгар! Пленные из Саламулейна в пещерах здесь!
Наиб оценивающе взглянул на Машада. Не западня ли это? Что, если сейчас они ворвутся в пещеры, а там уже поджидает засада?
Помедлив всего несколько мгновений, он скомандовал отряду своих отборных бойцов, сражавшихся рядом с ним:
- За мной! Где вход в пещеры?- это уже Машаду.
- У той стены, скорей!
Оставив одного из своих лучших бойцов на посадочном поле, они побежали к пещерам.
Бой во дворе поселения почти окончился, фримены одерживали блистающую победу. Оставленный Стилгаром воин увлек оставшихся фрименов за наибом, который уже схватился с Харконненами в подземелье.
Не успев надеть даже форму и включить щиты, наспех схватившись за оружие, они один за другим падали, поверженные крисами воинов Стилгара. Разбившись на небольшие группки, чтобы не загромождать весьма узкий коридор пещеры, фримены яростно сражались в полумраке плавающих у потолка ламп. Оттеснив Харконненов к разветвляющимся из небольшого зала коридорам, они стали удерживать позицию, пока не подошли остальные воины, закончившие сражение на посадочном поле. Узрев в фрименах свою смерть, их враги, бросая оружие, стали разбегаться в разные стороны.
Машад, упоенный схваткой, чувствовал, как все становится на прежние места. Сейчас они доберутся до пещер с пленными, освободят их, и снова он встретит свою семью. Они останутся под сводами пещер Табра, а  он продолжит борьбу с харконненами.
Еще немного, еще чуть-чуть, вот еще один противник падает ему под ноги, вот новый проход, лестница, полутьма и двое врагов. Быстро расправившись с ними, Машад и еще несколько фрименов, сопровождавших его, открыли широкие железные ворота, сняв ключи с мертвых тел.
С плеч словно упал груз скал, нависавших над ним. За стальной решеткой, в темноте широкого зала, Машад увидел множество прикованных наручами к стене фрименов, которые испугано всматривались в открытый проход.
Женщины и дети, испуганные, раненные, измазанные грязью и засохшей кровью, полумертвые мужчины-воины.
Фримен снял капюшон и фильтры, показывая свое лицо.
- Машад?..- пленники неуверенно произносить его имя - Это ты?
В это время к ним спустился Стилгар. Он посмотрел на Машада, а потом обратил взор на пленных.
- Фримены Сиетча Табр пришли, чтобы освободить вас!
Один из сопровождавших Машада воинов, сняв со второго мертвого харконнена связку ключей, принялся открывать решетку и снимать кандалы.
- Братья! Я не надеялся больше увидеть вас, но вы живы! Где Сейфулла? Где Сальма и Кариме?
Но освобожденные не отвечали ему.
- Где они?!
Освобожденные от кандалов, фримены проходили мимо него, опустив головы. Один из них, Умар, исподлобья посмотрел на него и прорычал:
- Почему ты предал нас, Машад?
Фримен отпрянул в строну, в груди похолодело.
Стилгар удивленно посмотрел на них.
- Как, предал?- прошептал Машад, но услышали его слова все.
- Не думаешь ли ты, что, приведя сюда фрименов из Табра, ты внушишь нам свою искренность? Думаешь, мы не поняли, что ты замыслил? Думаешь, сможешь обмануть нас еще раз? Зачем ты привел в сиетч Харконненов?
Все находившиеся рядом с ними фримены застыли в ожидании.
- Одумайся, Умар, что говоришь ты?!
- Слушайте все!- тот обратился к толпе- Этот предатель привел в сиетч Харконненов  и предупредил об этом только свою семью! Их не было среди убитых, и среди нас, пленных, их тоже не было! Я видел, как они прорывались к потайным выходам. А сейчас Машад привел к нам спасителей, но для того только, чтобы отогнать от себя подозрения!
- Да как смеешь ты?!- минутное оцепенение отпустило его, и Машад схватился за оружие.
- Держите его!- отдал приказ Стилгар.
Два дюжих фримена схватили его и выбили из рук криснож.
- Я не знаю, кому из вас верить. Я сам видел, как яростно Машад бился сегодня ночью, но слова Умара вселили в меня сомнения.
- Ради чего мне было предавать свое племя?- он унял бушующий внутри себя гнев и старался сохранять спокойствие.
- Это ты расскажешь им в Табре!- Умар зло покосился на него. Он явно был убежден в правдивости своих слов.

Владимир Пугачук (Машад), 2009 г.