Стася пришла на работу, как всегда, вовремя, но ещё очень долго не могла сосредоточиться на стилях, абзацах и форматировании. Наконец, с глубоким вздохом она встала и подошла к окну. Машинально отметив, что стёкла уже давно требуется помыть, она стала безразлично наблюдать за снующими людьми и машинами. Её мысли сейчас были очень далеко от того, что она могла увидеть на улице.
Вчера она очень долго не могла уснуть, думая о том, что же она должна делать в этой ситуации. Всего перед ней было три варианта: оставить всё как есть и ждать продолжения, в надежде, что Никита достаточно сильно уважает её, чтобы не мучить своей ложью; устроить скандал и заставить их расстаться; и, наконец, просто слинять, оставив прощальную записку и, возможно, силуэт трупа, нарисованный мелом на асфальте, чтобы пощекотать нервишки любовничкам. В принципе, у каждого из этих вариантов были свои плюсы и свои минусы, но основная проблема заключалась в том, что она просто растерялась.
Стаська, ещё вчера так гордившаяся своим аналитическим складом ума и умевшая почти дословно цитировать пару-тройку классиков психологии, сейчас просто не знала, что делать. В её голове метались обрывки мыслей, решений, задач, порой почти не связанных с текущими проблемами, но все они имели ярко выраженный эмоциональный окрас, что мешало ей сосредоточиться и принять какое-либо решение, которое можно было бы хотя бы с натяжкой назвать окончательным. Невольно она начала вспоминать события восьмилетней давности…
Познакомилась она с Никитой приблизительно восемь лет назад при совершенно нелепых обстоятельствах. Конечно, о его существовании она знала намного раньше: увидев его, сидящим в вестибюле её художественной школы, она просто потеряла дар речи. Тогда ей казалось, что он пришёл прямо из страны её грёз: высокий, длинноволосый металлист с ярко-серыми глазами покорил её сердце раз и навсегда. Она тогда была настоящим гадким утёнком — невысокая, сутулая, с топорщащимися во все стороны волосами и лицом, измазанном в краске, в вечно грязных джинсах и совершенно невообразимых свитерах, — поэтому ни о каких признаниях в любви, а уж тем более о взаимности речь на шла. Ей казалось, что она так и будет вечно наблюдать за своим кумиром краем глаза, но их свёл вместе случай.
Её подруга, Юлька, была в курсе любовных её переживаний, что давало ей пищу для бесконечных подколок и шуточек на эту тему, что Стаську совершенно не волновало. Пожалуй, так было даже лучше: это позволяло ей самой относиться к своей влюблённости без фанатизма и, соответственно, не совершать ошибок, свойственных девочкам её возраста. Обычно Юлька отпускала свои шуточки, когда они были в кабинете, однако в тот раз всё было совсем иначе.
Они шли по коридору к выходу из школы, Стася чуть позади своей подруги. Дойдя до поворота в вестибюль, она заметила, что Юлька как-то особенно коварно улыбается. Она не успела придать этому большого значения, как из-за того же поворота ей навстречу вышел Никита. Девочка ещё никогда не видела объект своего обожания так близко, поэтому её лицо вытянулось совершенно независимо от её желания. Подруга, которой было всё отлично видно, так и покатилась со смеху, а смеялась она, надо сказать, очень заразительно. Стаська не выдержала и рассмеялась прямо в лицо ничего не подозревающему юноше. Тот опешил, однако на автопилоте прошёл ещё пару метров мимо неё, прежде чем оглянулся. Она никогда ещё не видела у него столь гневного лица, но перестать смеяться было выше её сил. Она практически упала на лавочку в вестибюле и попыталась было успокоиться, но у неё не получилось: в этот момент Никита обернулся ещё раз и издал звук, который был больше похож на кудахтанье, но они тут же догадались, что он их передразнивает. После этого не рассмеялся бы только святой, а девчонки святыми отнюдь не были.
Этот случай долго не давал Стаське покоя: всё-таки она относилась к Никите со всем пылом подростковой влюблённости, а мысль о том, что она, пусть и невольно, но обидела предмет своих чувств, приводила её в крайнее смятение. Поэтому она решила принести формальные извинения, но из-за своей застенчивости очень долго откладывала, пока Юлька, заметившая её состояние, не взяла дело в свои крепкие руки.
Так и получилось, что в этот снежный зимний вечер они оказались стоящими на крыльце родной художки в мучительном ожидании — сидеть в вестибюле им показалось неудобным, так как там уже очень много красивых вечерниц, встречаться с которыми у подруг не было никакого желания. Стаська мучилась долгим ожиданием, а Юлька — от боли в горле, из-за чего она постоянно откашливалась и плевалась в сугроб напротив крыльца. Понаблюдав за ней минут десять, Стася неожиданно произнесла:
— А ты не боишься, что в кого-нибудь попадёшь? В Мишаню, например. И тогда из этого сугроба будут торчать только подошвы наших ботинок.
Надо сказать, что Мишаня — это друг Никиты, с которым их постоянно видели вместе в художке. Он был пошире в плечах, чем его товарищ, и к тому же постоянно выбегал на крыльцо покурить, что делало его в глазах девчонок куда более грозным противником.
Картина ужасов, описанная Стаськой была настолько яркой, что Юлька не выдержала и рассмеялась, забыв о боли в горле. И тут из-за угла появился, как ни банально это прозвучит, Никита. Увидев хихикающих подружек, он явно изменился в лице и попытался шмыгнуть в дверь художки, но Стася опередила его, загородив вход и широко раскинув руки для убедительности.
— Постой, мы у тебя хотели прощения попросить… — она начала, запинаясь, подбирать слова, чтобы объяснить ему суть вопроса. — Ну, мы две недели назад в коридоре смеялись… Но ты нас не так понял, мы вовсе не над тобой смеялись, а… так просто.
— Ага, — сказал Никита, опасливо покосившись на Юльку, оставшуюся у него в тылу, и изобразив на лице твёрдую решимость живым не даться.
— Ну, мы… эээ… надеемся, что ты на нас не будешь сердиться, — Стася вопросительно поглядела на него, опустив руки.
— Нет, — буркнул юноша, бочком подбираясь к двери. — Не буду…
Тут он рванул дверь на себя и почти мгновенно скрылся в недрах художки. Юлька не выдержала и расхохоталась, едва только дверь начала закрываться, но в этот раз Стаське было совсем не до смеха. Совершенно очевидно, что он не поверил ни одному её слову, а ведь она действительно хотела извиниться перед ним за непонимание.
Не думая, что творит, она дёрнула дверь и тоже влетела в холл. Она увидела, что Никита уже поворачивает в коридор, ведущий к кабинетам, и бросилась к нему.
— Постой! — она схватила его за рукав, и он обернулся. Теперь он совсем не боялся, что она начнёт смеяться, скорее, наоборот, она его явно раздражала, словно таракан, решивший утопиться в тарелке супа. Но её решимость это не поколебало.
— Почему ты мне не поверил? Я говорю правду.
Вечерники начали с любопытством оглядываться на них, но ей было всё равно. Никита с презрением посмотрел на неё.
— Почему я должен тебе верить, что ты не смеялась надо мной?
— Потому что я люблю тебя! — девчонка выпалила это, не задумываясь над последствиями, а зря. Сзади грянул смех, девушки-вечерницы начали отпускать шуточки в её адрес, не злые, но досадные, а предмет её восторгов совершенно неожиданно тоже фыркнул от смеха.
— Ты? Меня? Что за бред! — воскликнул он.
Если бы Стася не была настолько расстроена, она бы наверное заметила, что он внимательно вглядывается в её лицо, несмотря на то, что только что сказал. Но на тот момент она была слишком растеряна. Девочка повернулась к выходу, чувствуя, что все находившиеся в коридоре люди сейчас смотрят на неё с нескрываемым любопытством. Она поплелась к выходу, хотя перед её глазами скакали цветные пятна. Придя домой, она слегла с жуткой мигренью.
Каково же было её изумление, когда через две недели Никита сам подошёл к ней, пока она переобувалась в коридоре. Он постоял, засунув руки в карманы, потом спросил:
— Так я всё-таки не понял: как тебя зовут?
— Стаська, — буркнула девочка, не поднимая глаз от шнурков своих ботинок.
— Угу. Стаська, — он произнёс его так, словно пробовал на вкус и что-то решал для себя. — Хорошее имя, свойское, но только в кругу друзей. А есть какая-нибудь более ласковая форма?
—Тебе зачем? — она осмелилась взглянуть на него исподлобья, но не увидела в его лице и тени насмешки.
— Как зачем? А если мы вдруг окажемся в одной постели, как мне тебя тогда называть?
— В постели можешь звать меня «мой ангел», — фыркнула Стаська, собирая свои вещи. Не прощаясь, она направилась к выходу, но до самой двери её не отпускало ощущение, что он смотрит ей вслед.
Так, собственно, и состоялось их знакомство. Потом они начали понемногу разговаривать, пару раз встречались после занятий или на выходных. И вот на выпускном вечере Никита предложил ей встречаться. Конечно, она сразу согласилась. Её не остановило даже то, что она знала, что он относится к ней скорее как к другу, чем как к возлюбленной, её не смущало даже знание того, что он влюблён в другую. Она была уверена, что когда-нибудь её любовь к нему преодолеет отчуждение, возможно, он даже когда-нибудь посмотрит не неё другими глазами…
Что-то привлекло её внимание на улице. Она прищурилась и поняла, что это Дина в своём вишнёвом плаще приближается к издательству… Стаська пригляделась и её сердце чуть не остановилось: рядом с ней, держа её за руку, шёл Никита.
Девушка с трудом села на стул и только тут поняла, что не может ни выдохнуть, ни вдохнуть. Она испугалась, хотела закричать, но тут по её щекам хлынули слёзы. Стася торопливо подошла к двери и заперла её на ключ, затем погрузила компьютер в сон и затихла на стуле в углу. Она ведь уже догадывалась, что их с Никитой отношения подошли к логическому концу, но всё равно не ожидала, что подтверждение её догадок будет настолько болезненным.
Стаська вскочила и начала мерить шагами свой крохотный кабинет в полном смятении. Потом резко остановилась и выдохнула: только что она приняла решение, и будет придерживаться плана, чего бы ей это ни стоило. Только тут она заметила, что перед её глазами плавают багровые полосы и круги, а взгляд не может сосредоточиться на чём-то одном. Она попробовала пошевелить руками — как и ожидалось, правая почти не двигалась, а взять что-то в руку было совсем невозможно. Девушка вздохнула и набрала номер телефона своего начальника. Поговорив минут пять, она получила отгул и медленно побрела домой.
Она шла в каком-то странном забытьи, не обращая внимания на снующих вокруг людей, на погоду, которая стала стремительно портиться, на дома… Из этого сумрачного состояния её вывел резкий визг покрышек и громкий мат. Стася повернулась и без всякого выражения на лице осмотрела жёлтую «волгу», затормозившую в полуметре от неё. Водитель высунулся из окна и что-то кричал о том, что у неё не всё в порядке с головой. Машинально отметив про себя, что в целом мужчина прав, она продолжила свой путь.
Добравшись, наконец, до дома, она с трудом сняла с себя обувь и без сил рухнула на кровать прямо в верхней одежде. Мельтешение цветных пятен перед глазами улеглось, но взгляд всё ещё не фокусировался ни на чём, а голова болела так, что ей хотелось выть. Полежав пару минут, она подумала, что надо позвонить Никите — он придёт, тихонько посидит на краешке кровати, погладит её по волосам, и ей станет легче, как и всегда. Девушка кое-как нашла в сумке свой телефон и сняла блокировку с клавиатуры. Сейчас она наберёт номер, и всё станет таким же безмятежным, как прежде. Он придёт, он просто не может не придти, зная, что ей очень плохо…
С нечленораздельным криком она изо всех сил запустила телефоном в стену, и части аппарата застучали по полу. Она откинулась на постель и закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Конечно, он придёт, если она попросит. Он будет ухаживать за ней, пока она будет сходить с ума от боли, возможно, даже останется на ночь, чтобы удостовериться, что с ней всё хорошо. Но будет ли хорошо ему?
Стася проглотила вопль и приподнялась на кровати. Очень медленно и с видимым трудом она сняла с себя одежду и сбросила её на пол, потом кое-как расправила покрывало и забралась под него. Тело не слушалось её, но девушка умела справляться с этим. В конце концов, это была далеко не первая мигрень, которую она переносила. Просто за последние пару лет приступы не повторялись ни разу, и она перестала носить с собой обезболивающее, в надежде, что болезнь больше не властна над ней. Она тихо заскулила. Господи, больше всего на свете её хотелось сейчас заснуть и больше никогда не просыпаться!
Никита сбросил звонок и снова уставился на холодную воду реки. Стася была вне зоны доступа, а ему было мучительно необходимо поговорить с ней. Он выругался. Он больше не мог обманывать её, ему просто надо набраться смелости и всё рассказать ей, а она поймёт. Он нисколько в этом не сомневался: иногда он даже считал её своим отражением, до того здорово ей удавалось понимать его.
На самом деле, ему было очень страшно увидеть её, смотреть ей в глаза; гораздо проще было позвонить по телефону, но, видимо, судьба решила испытать его отвагу. И он покорно отправился к ней, зная, что вряд ли сможет устоять, если вдруг она заплачет. Стоит ему только увидеть хоть одну слезинку, — и он тут же сделает всё, что бы она ни попросила.
Никита нетерпеливо позвонил в дверь, подождал пару минут, позвонил снова. Никто не отозвался. Он приложил ухо к двери, но не услышал ни звука. Такое ощущение, что никого нет дома. Он сверился с часами и вздохнул. Где же она может быть? Обычно так поздно она уже дома или с ним. Он выругался: ведь у него когда-то была возможность взять ключи от стаськиного жилища, так почему он ею не воспользовался? Наверное, придумал какую-то очередную отговорку, хотя в глубине души он точно знал, что он просто не воспринимает её как свою девушку. Да, они достаточно давно делят постель, но он всё равно относился к ней скорее как к другу другого пола, нежели как к любимой и желанной девушке.
Тогда почему же сейчас он не находит себе места от беспокойства? Только ли потому, что привык к ней? Он снова нажал на кнопку звонка — ему хотелось действовать, что-нибудь делать, лишь бы не задумываться над вопросами, ответов на которые у него не было. Ему было прекрасно слышно дребезжание звонка за стеной, но это был единственный звук во всей квартире.
Никита вздохнул и набрал номер её домашнего телефона. Как и ожидалось, пиликанье долго раздавалось из-за двери, но никто не подошёл, чтобы взять трубку. Он почувствовал, как против собственной воли начинает сердиться. Он стоит у её двери, мучимый угрызениями совести, а она бродит непонятно где, да ещё и с выключенным телефоном. Юноша в бешенстве ударил кулаком по перилам лестницы, и боль немного отрезвила его. Может, у неё просто сел аккумулятор? Или она пошла с подругой в театр? Он смутно припоминал, что она приглашала его куда-то на этих выходных, но время и место начисто стёрлись из его памяти.
Со вздохом Никита опустился на ступеньки и приготовился терпеливо ждать. Как только она вернётся, он её точно отшлёпает, за то, что заставила его так поволноваться. А потом поцелует. А может, в обратном порядке, главное — чтобы она благополучно вернулась домой.
Сквозь сон Стася смутно услышала какой-то шум. Она перевернулась на другой бок и попыталась не обращать внимания, но шум, вместо того, чтобы прекратиться, только усилился, что никак не могло способствовать улучшению её настроения.
Со вздохом она кое-как выползла из-под покрывала и, натянув на голое тело рубашку, забытую Никитой, пошлёпала узнавать, в чём, собственно, дело. С лестничной площадки доносились крики, которые, после некоторого осмысления, были отнесены ей к социальной гиперактивности её пожилой соседки, Марии Викторовны. Судя по всему, она опять выловила какого-то нарушителя спокойствия и сейчас честила его и в хвост, и в гриву.
— Развелось тут всяких бродяг! — кричала она, словно желая взять в свидетели весь подъезд. — Так и шастают, так и шастают! Все углы уже зассали! Щас как вызову милицию — будешь знать, как чужих подъездах ночевать!
Стаська глянула в глазок, чтобы увидеть виновника этих утренних разборок, но грузная фигура Марии Викторовны загораживала весь обзор. Подумав, девушка решила, что не произойдёт ничего криминального, если она даст волю своему любопытству, и открыла дверь.
— И как таких земля носит? — продолжала ораторствовать пожилая дама. — Тебе самому-то не страшно на себя в зеркало смотреть? Ишь, патлы-то отрастил и ходит, будто так и надо! Куда только родители смотрят?
— Здрасьте, Мария Викторовна! — пискнула Стаська, робко вклиниваясь в её речь, пока соседка переводило дыхание. — Что стряслось?
Женщина повернулась к ней, явно намереваясь рассказать ей о том, как стало страшно жить и что власть смотрит куда угодно, только не на моральный облик граждан, но её опередили.
— Ты где всю ночь была? — рявкнул Никита, вскакивая со ступенек. — Я чуть от беспокойства не рехнулся!
Стася только вздохнула.
— Заходи, раз пришёл, — буркнула она, чуть отходя от двери.
Мария Викторовна подозрительно прищурилась.
— Так этот фрукт что, твой ухажёр, что ли?
— Угу, — девушка посмотрела на неё исподлобья, всем своим видом демонстрируя отсутствие потребности в нравоучениях по этому поводу. — Я ему как-то предлагала ключи от своего дома, да он не взял. Вот и сидел тут, пока я открою.
Соседка неожиданно ухмыльнулась.
— Ну это ты правильно. С ними так и надо, с мужиками-то этими: а то чуть как дашь им поблажку, так они уж и на шее сидят, ножки свесивши.
— Да, точно, — без особого энтузиазма отозвалась Стася. — Ну, мы пойдём, а то мне ещё завтрак на двоих готовить.
— Иди-иди, — ответила Мария Викторовна, качая головой. — Ох, молодёжь-молодёжь…
И она с чувством глубокого удовлетворения закрыла дверь.
Стася обернулась, и, как и следовало ожидать, за её спиной стоял Никита с немым укором во взгляде.
— Что? — буркнула она. — У тебя какие-то проблемы, амиго?
— Я осмотрел всё, что мог, и не понимаю, куда ты спрятала любовника, — мрачно бросил он, буравя её взглядом. — Так где он?
— В морозилке посмотри.
Она ожидала, что юноша на полном серьёзе бросится искать воображаемого соперника на кухне, но ошиблась.
— Не смешно. Где он?
— А с чего ты взял, что он вообще был? — рявкнула девушка, отодвигая его с дороге и проходя на кухню.
— Я всю ночь просидел под твоей дверью! — заорал он в ответ, следуя за ней по пятам. — Ты была дома, но дверь не открывала и трубку не брала! И ты ещё спрашиваешь, с чего вдруг я так решил?
Стася достала из холодильника пакет молока и яйца, достала миску и начала взбивать смесь для жарки гренок. Никита наблюдал за ней со всё более сильной злостью.
— Ну? Так ты ничего не хочешь мне сказать? — процедил он, стараясь держать себя в руках.
Не поднимая глаз от миски, она тихо сказала:
— У меня была мигрень. Я выпила снотворное и поэтому ничего не слышала. Доволен?
— Тогда почему ты не позвонила мне?
— А ты видел, в каком состоянии у меня мобильник?
— У него разбит экран, — немного помолчав, он добавил: — Может, ты всё-таки расскажешь мне ВСЮ правду?
Девушка начала выкладывать гренки на шипящую сковороду.
— Ты хочешь знать правду? Хорошо. Вчера я видела тебя с Диной у нашего издательства. Потом у меня началась мигрень, я отпросилась с работы и пришла домой. Сначала я хотела позвонить тебе, но решила не мешать вам, вы ведь выглядели такими счастливыми… Поэтому я разбила телефон об стену, приняла снотворное и легла спать, — она оторвала взгляд от сковороды и посмотрела на него, машинально отметив, что он побледнел почти до зелени. — Ты хотел услышать ЭТУ правду?
Маленькая кухня погрузилась в молчание и от этого стала невыносимо неуютной. Стася так сосредоточилась на своих гренках, что со стороны могло показаться, что стоит ей хоть на минуту отвлечься — и неминуем ядерный взрыв. Никита созерцал изрезанную ножом поверхность стола в глубокой задумчивости. В гнетущей тишине девушка закончила готовку, сервировала стол на две персоны, налила чай в фарфоровые чашки…
— Ты хочешь с вареньем или со сметаной?
— Со сметаной, пожалуйста, — он всё ещё не поднимал головы. — Как давно… ты всё знаешь?
— Со вчерашнего дня, — спокойно ответила она, щедро поливая гренки малиновым вареньем. — До этого я только догадывалась.
Он мрачно кивнул.
— И… когда ты хотела рассказать мне об этом?
Она пожала плечами.
— Я думала, ты сам всё расскажешь. Я надеюсь, что ты не настолько презираешь меня, чтобы лгать постоянно и целенаправленно.
Юноша кивнул.
— Да, я хотел… Прости.
— Да что уж там. Ты любишь её?
— Да.
— Она тоже тебя любит.
— Откуда ты знаешь?
— Она моя подруга.
Стася подняла глаза, но он не смотрел на неё. Помолчав, она спросила:
— Что… что ты предлагаешь делать теперь?
— Я не знаю. Я не могу выбирать между вами, я же люблю вас обеих…
Её взгляд стал колючим.
— Когда мужчина говорит, что любит двоих, значит, не любит ни одну. Впрочем, для женщин это тоже справедливо.
Никита покраснел.
— Ты не понимаешь! Я…
— Всё я понимаю! — рявкнула девушка, практически бросив чашку с чаем на стол. — Тебе кажется, что ты влюблён в обеих, и ты совсем не хочешь между нами выбирать! Ты в своём эгоизме забываешь, что эта ситуация ранит нас всех!
— Но как я могу сделать выбор? — закричал он, вскакивая. — Как я могу выбирать между вами, если вы такие разные?
— Мы как два берега одной реки — один гористый и крутой, другой пологий и песчаный, — тихо проговорила Стаська, не рискуя поднять взгляд от стола. — И если ты не выберешь, к какому пристать, то рано или поздно течение вынесет тебя на один из них… Но не факт, что тот берег, к которому ты, наконец, пристанешь, будет тебе по душе.
Он смотрел на неё с мольбой.
— Ты требуешь от меня невозможного!
— Тогда вон! — дрожащим от ярости голосом прошептала девушка. — Вон отсюда, и забудь, что ты вообще когда-то был здесь!
Никита попятился.
— Вон! — закричала она, швырнув в него тарелкой. Она разбилась о стену рядом с его головой. — И не смей говорить Дине о том, что мы встречались!
Он выскочил в коридор, и до неё донёсся звук захлопывающейся двери. Стася медленно сползла на пол и закрыла глаза. Она сделала это. Теперь осталось только пережить ближайшие пару дней. А потом она привыкнет.
Когда Стаська подошла к своему кабинету, Дина уже торчала под дверью, притопывая от нетерпения.
— Ты сегодня необыкновенно поздно! — воскликнула она, поворачиваясь к подруге. — Оооо, да ты сменила имидж!
Девушка неуверенно провела ладонью по короткому ёжику густых волос.
— Тебе нравится?
— Доооо, — Динара выразительно подняла большой палец. — Просто супер! Только мне кажется, что ты замёрзнешь с такой короткой стрижкой?
Стася дотронулась до своих больших наушников.
— Вот мой обогреватель.
Дина рассмеялась.
— Танцуешь, что ли? А когда становится жарко — устраиваешь стриптиз? — она помахала рукой, изображая, как будто раскручивает какую-то деталь своего туалета над головой. Её подруга тоже рассмеялась, но если бы девушка не была так счастлива, она, пожалуй, заметила бы, что её смех звучит как-то неестественно.
— А как отнёсся к переменам твой бойфренд?
Стаська смущённо потеребила длинную косичку, оставленную у основания шеи.
— Честно говоря, мне всё равно, что он скажет, — она быстро взглянула на подругу и снова отвела глаза. — Мы вчера расстались.
— Да ладно! — ахнула Динара. — Почему?
Девушка неопределённо помахала рукой, достала из-под стола большую картонную коробку и начала складывать в неё бумаги из ящиков стола.
— Да так. Он сказал, что любит другую, вот я и решила, что гуманнее отрубить хвост целиком, чем резать по частям. Лучше скажи, как там у тебя с твоим программистом?
— Просто чудесно! — Дина упала на кресло и закрутилась. — Вчера он звонил, признавался в любви… Сегодня пришёл к моему дому с шикарным букетом. Короче, у нас роман…
— Рада за вас, — вымученно улыбнулась Стася, коленом заталкивая в коробку последнюю пачку корректуры. — Надеюсь, у вас всё будет лучше, чем у меня.
Динара нахмурилась, наблюдая за её манипуляциями.
— Вот смотрю я на тебя, подруга, и думаю: а что это ты надумала делать?
Девушка выпрямилась и вытерла пот, выступивший у неё надо лбом.
— Я? Я сегодня подала заявление на увольнение, — она вздохнула. — Мне сделали очень выгодное предложение в другом издательстве. Там будет, конечно, больше работы, но и платить тоже обещают больше. Тогда я смогу выполнить свою давнюю мечту.
— Домик на Средиземном море?
— Нет, — она усмехнулась. — Я не настолько амбициозна. Всего лишь квартира рядом с Летним садом.
— Ну ты даёшь, подруга, — присвистнула Дина. — Но я надеюсь, ты не забудешь меня окончательно в погоне за длинным рублём?
Стаська улыбнулась, и на этот раз это выглядело искренне.
— Конечно, нет. И ты не забывай.