Запах мандаринов

Предлагаю вашему вниманию один из старых моих рассказов, обнаруженный не так давно на старой флэшке и возвращенный к жизни:

ЗАПАХ МАНДАРИНОВ

* * *

   Сегодня был его День Рождения. Самый лучший день в году. Вот только это касалось кого угодно, но не Тома.
   Двадцать первое мая он ждал с ужасом. В этот день приезжала его бабушка, двухметровое расплывшееся жиром чудовище. Бабушка в далеком ностальгическом прошлом была баскетболисткой университетской команды, но не вышло, и жизнь ее превратилась в суточное пребывание на кухне. Быстро набрав килограммы, она стала похожа на ходячий стог сена или оживший сарай, как иногда чудилось разыгравшемуся детскому воображению. Перспектива попасть всерьез и надолго в крепко-удушливые объятья пугала Тома как ничто другое. Этот запах пригорелого подсолнечного масла, который не выветривала ни одна стирка, пропитал ее всю. Тому казалось, что даже новая одежда, которую она изредка покупала на распродажах, заранее была обречена на подобное существование.
   И вот, подминая под собой распластавшуюся ленту асфальта, к окнам двухэтажного дома Мортенсонов подкатил грязно-зеленый «Додж» бабушки. За рулем горбился ее племянник, бедолага Гарри, которому «посчастливилось» родиться чересчур покладистым и попасть под каблук сначала матери, затем жены, а напоследок и тете.
   Том частенько размышлял о скверной судьбе Гарри, и уже к семи годам пришел к выводу, что это самый несчастный человек на свете.
   Хотя теперь он мог с ним поспорить за это почетное звание.
   «Додж» заходил ходуном, когда бабушка героическим усилием перевалила через порожек свою правую ногу. Голову она заранее пригнула, и Том до сих пор не мог разглядеть ее по-всегдашнему раскрасневшееся лицо. На нем должно быть застыла эта премерзкая широченная ухмылка, подумал Том. Он помнил ее и даже не пытался забыть. Бабушке посчастливилось родиться на свет с достаточно широким ртом, и всю жизнь она улыбалась, не разжимая губ. Так улыбаются злодеи со страниц детских книжек. За одно это ее уже можно было ненавидеть.
   Робкой толпой из-под карниза второго этажа показалось все (за исключением Тома) семейство Мортенсонов. Как заметил Том, особого рвения подбежать и заключить в объятья толстенную старуху никто не выказывал. Джек мял пальцы за спиной, как будто разминался перед очередным боксерским поединком. Да, братишка, невесело подумал Том, сейчас тебе придется побороться за целостность своих позвонков и ребер. Бабуля вам всем покажет, не сомневайтесь.
   Конни прижала руки ко рту. Это можно было принять за девичий восторг, да только Том знал, что так она прикрыла дрожащий от отчаяния подбородок. Конни была на год младше и вполне разделяла его страхи.
   Отец обнимал маму за плечо. Тома всегда это ставило в тупик. Папа был занятой человек и нежности были не для него, но он всегда обнимал маму, когда приезжала бабушка или кто другой из родственников. Все дело, должно быть, в том, думал мальчик, что отец тяжеловато сходится с людьми и таким образом зовет жену на помощь.
   В этот самый миг мама повернулась и сразу же цепко поймала девятилетний взгляд. Нахмурилась, покачала головой и кивнула: спускайся! Том тяжело вздохнул: он надеялся проторчать в своей засаде, притворяясь спящим, как можно дольше, но его раскрыли, и теперь Тома Мортенсона ждала расплата.
   Он тяжело уронил голову на грудь, задернул штору и побрел на улицу.
   Там его ждала выбравшаяся наконец-то из автомобиля бабушка.

* * *

   Том сидел на подлокотнике дивана и вжался в спинку. Возле бабушки и дяди Гарри стояло свободное кресло, но своих он не бросал ни при каких обстоятельствах.
   Под мышкой у него был зажат плюшевый пес, который с младенческими сюсюканьями и восторгами подарила бабушка. Как воспитанный мальчик, он улыбался и время от времени деловито рассматривал игрушку, вызывая новые волны восторга, но радости она не приносила.
   Разговоры быстро (чему Том был очень рад) перешли в деловое русло, обросли бытом и поседели от взрослых проблем. Бабушка принялась охотно делиться со всеми своим ревматизмом, артритом и прочими радостями. Дядя Гарри кивал и поглядывал на часы, задумчиво потирая переносицу и глядя исподлобья на раскрасневшуюся тетю.
   Высидев положенное время, Том осторожно спросил, можно ли ему уйти.
- Конечно, золотко! Скажи, совсем заговорились эти взрослые, сладу с ними нет! – бабушка всплеснула руками, и жир волнами разошелся до подмышек. По какой-то необъяснимой причине она упорно продолжала считать Тома четырехлетним карапузом в милом чепчике, каким впервые его увидела в парке Золотолиста четыре года назад. Том смущенно улыбнулся, подумав про себя: «В самую точку попала, бабуля!» - Ну, беги, играй! И Конни захвати, и Джека. Им будет с тобой веселее. А я после к тебе зайду, пожелать спокойной ночи. Беги, беги, золотце, потешь бабушку – возьми с собой собачку, - она ткнула пальцем-сосиской в плюшевую дворнягу. – Поиграй с ней. Она хорошая, вот увидишь! И от кошмаров оберегает, так что обязательно возьми ее с собой в кровать. Я в твоем возрасте так и делала. Беги, беги!
   Том не стал испытывать судьбу, и рванул к входной двери.

* * *

- Если такой умный, иди обратно и сиди с ними! – насупился Том.
- Да, иди-иди, Джек! – показала язык Конни.
- И не подумаю. Я – как и вы – так люблю бабулю, что не могу себе позволить слишком долго радоваться, а то лопну от счастья, - Джеку было уже пятнадцать, и он вполне усвоил, что такое сарказм.
- Тогда не говори глупости, - сказал Том.
- А что я такого сказал, мелюзга? Подумаешь, сказал, что с псами под мышкой бегают только мамины сынки. Это всем известно.
- Когда тебе было девять, ты тоже бегал.
- Откуда ты знаешь? Ты тогда еще ничего не соображал.
- Мама рассказала.
- Мама так сказала, потому что не хотела, чтобы ты переставал быть маминым сынком. Ей это нравится.
- А вот и нет!
- Да, нет! – защитила брата Конни.
- А вот и да, - устало проговорил Джек и проводил завистливым взглядом группу парней, что прокатила мимо на роликовых коньках. Он сам не очень любил кататься, но сейчас был готов согласиться на что угодно.
- Думаешь, мне нравиться ходить с ней? – спросил Том и для наглядности потряс игрушкой.
- Да.
- Нет! Просто бабушка может в любой момент выйти, и ей не понравится, если я не буду играться с ее подарком.
- Это отговорки, - раздраженный Джек стремился испортить настроение всем и вся, тем более такому милому и правильному младшему брату.
- Как хочешь, - состроил безразличную мину Том, - но игрушку я не выкину. Что-то мне не хочется оправдываться.
- Том, а ты отдашь его мне? – подала голос Конни. Своими большими глазищами она вовсю смотрела на пса.
- Конечно, но потом. Бабуля наверняка заглянет ко мне вечером, так что ему придется задержаться со мной на одну ночь.
- Но только на ночь!
- Конечно. Зачем он мне нужен?

* * *

   Том лежал в кровати и взглядом уперся в потолок. Плюшевый пес замер под мышкой. Одеяло было натянуто до груди. Из широкого окна падал робкий лунный свет, и звезды подмигивали мальчику.
   Сон не шел. Том ждал бабушку, и все предвкушение перед очередным путешествием в фантастический мир Мальчика-Великого-Хоккеиста развеялось. Теперь прелести переполненной арены с ордами восторженных фанатов пребывали где-то на задворках. Его ждало «спокойной ночи, золотко!» в исполнении бабушки, а это была одна из тех вещей, которую не хочется вспоминать всю оставшуюся жизнь. О Боже, этот слюнявый чмок! Так целуют в лоб покойников их смертельные враги. Том поежился. Сам того не замечая, он настолько сжал пса, что жалобно заскрипела синтетика. Пуговки глаз вытаращились настолько, что игрушка, будь она живой, могла видеть обе половины комнаты по отдельности.
   Том ослабил хватку и выдохнул. И почему на свете есть бабушки, думал он. Почему без них нельзя обойтись? Они старые уже… По его разумению, бабушки нужны были, чтобы вязать носки, заваривать чай и сидеть с раскрытой газетой на летней веранде – словом, что-то вроде мебели или нехитрого приспособления. И пес какой-то паршивый, не чета огромному автомобилю на батарейках, что привез дядя Матиас прошлой зимой!
   «Вот это я понимаю! – думал Том, сверля взглядом пустой потолок. Он всегда полагал, что на нем слишком много свободного пространства. – Все мальчишки мне завидовали, пока Никласу не подарили велосипед».
   А тут какой-то пес… Срамота, одним словом. «Сейчас же встану и отдам Конни», - решительно сжал он кулаки, но раздавшиеся на лестнице скрипучие шаги развеяли все его намерения. Он послушно обмяк, состроил сонные полуприкрытые глаза (его козырная карта) и подтянул к подбородку пса. Бабушка должна быть довольна.
   Не прошло и минуты, как дверь отварилась и впустила в комнату придушенный регуляторами коридорный свет. В проеме застыл монстр. Его силуэт отчетливо сгорбился над кроватью несчастного ребенка.
- Спит, кроха, - прошептала бабуля, и Том чуть не вскрикнул. Хорошо еще, что она не решила сначала тихонько засмеяться, как в прошлый раз. Тогда она принялась хрипло, с натугой сипеть, будто из мяча пинками выталкивали воздух. Это брожение дряблых мышц и называлось бабушкиным смехом. Том тогда опозорился. Восемь лет и…
   Но на этот раз номер не прошел, и его игру раскусили.
- Это я, золотко, - прошептала бабушка и тихонько присела на краешек кровати. Том тут же оказался на вершине горы. Будь бабушка на десяток килограмм крупнее, и все могло закончиться полетом на пол. Но хитрый ребенок лишь сладко зачмокал. Рот так и вязало клейкой слюной страха. – Пришла пожелать тебе спокойной ночи.
   «Ну вот, опять! Я это знал…» - простонал про себя Том, но лишь крепче перехватил пса. – Спокойной ночи, бабушка, - также шепотом выдавил он из себя, планируя поскорее разделаться с этим предприятием.
- Какой ты красивый, - сказала бабушка уже громче. – Весь в маму. И папин нос! – она легонько щелкнула по кончику острого носа. Том улыбнулся. Черт возьми, ему даже понравилось!
- Спокойной ночи, ба… - чуть более настойчиво и сонно проблеял он, но номер не прошел. Бабушка была настроена на философию.
- Я помню тебя еще таким маленьким. Ты был всего в два раза больше этой собачки. Так колотил ручками! Я сразу сказала, чтобы отдали тебя в бокс. Весь в Джека будешь.
   Том про себя вздохнул. Бокс был бабушкиной идеей фикс. Когда-то она была влюблена в профессионального боксера, и любовь была взаимной. Но лихой финский рокер Ярри Салмела покорил ее нестабильное ко всяким эффектам сердце и увез в далекое путешествие в соседний город. Удивительно, но бабушка осталась с ним надолго. Боксер ушел из ее жизни, пока одним жарким летним вечером она не увидела его по телевизору в бою за звание чемпиона мира по версии WBO. Одинокая кухарка с двумя близняшками-дочерьми в маленькой провонявшей подсолнечным маслом и нафталином съемной комнатке – и прильнувшая к светящемуся черно-белому экрану. Он победил. Его облепили девушки, патлатый жирный негр и визжащие тренеры. Потом было шампанское и… толстый-претолстый картонный чек на тьму долларов.
   Бабушка часто предаваясь мечтам, как могло бы быть, если… Заработанных денег ему, должно быть, хватит на тридцать три старости.
   С тех пор бабушка грезила легким заработком и советовала немногочисленным, но, несомненно, талантливым отпрыскам идти в спорт. Что тут скажешь? Бабуля… В старой голове – старые мозги.
   Джек стал жертвой ее нытья. Его отдали в секцию бокса, и он отдувался за всех, пока остальные имели возможность заниматься любимыми делами.
- А кем ты хочешь быть? – запоздало спросила бабушка.
- Хоккеистом… - прочмокал Том, для верности уткнувшись носом в сгиб руки. Бесполезно.
- Тоже хорошо. А после – боксером.
   Том смолчал. «Неужели ты не видишь, что я сплю?!»
- Ну, хорошо-хорошо, ухожу, - смилостивилась бабушка. Она нагнулась и поцеловала внука в плечо. Тот едва не открыл глаза от удивления. – И береги мою собаку. Она будет охранять тебя от плохих снов и… всего другого.
   Она встала (кровать приняла привычное положение), вышла и закрыла за собой дверь. Том тут же распахнул глаза, но после коридорного света они ничего не видели во враз сгустившейся темноте. Сейчас он больше полагался на обоняние. Внизу послышался осторожное пошаркивание – наверное, отец, как всегда нервничает. Легкий голосок матери, перезвон входного колокольчика, хруст гравия на улице, щелчки поцелуев. Дядя Гарри первым сел в автомобиль и завел мотор. Послышалось легкое тарахтение, которое превратилось в натужное: видимо, бабушка заняла свое место.
   Том откинулся на спину и задумался. Бабушка не всегда уезжала так поздно, и несколько раз он лично провожал ее. Он прекрасно улавливал то чувство неуверенности и неловкости, витавшее в воздухе. Когда она приезжала, родной дом насквозь пропитывался раздражением, легким гневом на то, что бабушка позволила себе испортить идиллию молодых своим старческим брюзжанием. Они ничего не могли с собой поделать – просто лилось наружу и все, не остановить. Но когда вечером все выходили ее провожать, то в тусклом свете крылечных фонарей видели, насколько она стара, дрябла и… покинута: вниманием, смыслом, жизнью. И испытывали острую вину за свое отношение, признать которую не позволяла постыдная гордость успешных людей.
   Том в задумчивости поджал губы и перевернулся на левый бок, заглянул в окно. Фонарь лишь краешком выглядывал из-под карниза и не мешал смотреть на звезды. Тихой точкой по небу полз спутник.
   Вспоминая бабушкин поцелуй и следя за чудом человеческой мысли, Том не заметил, как заснул.

* * *

   «Интересно, где арена?» - подумал Том, продираясь сквозь высокие заросли папоротника. Вокруг возвышался лес. Только теперь ему удалось выйти на какую никакую поляну. В нос ударил прелый запах скошенной травы и терпкий аромат шалфея. Бабочки, что тополиный пух, в несметных количествах летали в воздухе. Изредка мимо проносились пчелы, деловито прогудев что-то на своем языке.
   Том, наконец, остановился и огляделся. Хвойный забор окружил его со всех сторон. Из леса доносилась трель птиц. Где-то вдалеке заяц отбивал дробь… или дятел стучал по дереву? Том не разбирался во всей этой живности, и сейчас об этом жалел. Слишком уж все было странно. Ни тебе хоккейной арены, ни фанатов, ни шайб на последней секунде овертайма… Один лес кругом, и кто его знает, где этот самый лес находится?
   Впрочем, Том не испугался. Он находился во сне, и где-то на задворках разума понимал, что с ним не может приключиться ничего плохого. В самый критический момент он проснется и… Том испытывал удовольствие, что может связно разговаривать и мыслить в своих снах.
   Где-то неподалеку залаяла собака. Ага! Это уже интереснее. Значит, там могут быть люди. Том повернул голову в ту сторону и твердой походкой продолжил продираться сквозь папоротник.
   Вскоре лай раздался уже с другой стороны, как будто пес носился кругами или их было несколько. Том остановился. Ветви деревьев сильно шумели на теплом летнем ветру, и что-либо конкретное невозможно было разобрать. Только отдаленный лай эхом носился под кронами.
   Том собрался было идти дальше, как вдруг его сшибло с ног что-то огромное, волосатое и мокрое. Он сразу оказался подмят под тяжелой тушей, и даже не успел как следует испугаться или закричать, чтобы, наконец-то, проснуться, как влажный и упругий язык принялся вылизывать ему лицо. Страх сразу же улетучился в неизвестность. Как можно бояться, если с тобой играет собака? Том сразу понял, что это она.
   Огромный солнечно-светлый … стоял возле него и неистово мотал хвостом. Язык свесился набок, влажный нос сверкал на солнце. Умные и добрые глаза пристально изучали незнакомца.
- Привет, бандит! – улыбнулся Том и, отряхнувшись, поднялся. На шорты налипло сухой древесной крошки. – Ты чей? Где твои хозяева?
   Пес замотал головой из стороны в сторону. Можно подумать, он понимал человеческую речь. Для Тома же это не казалось столь невозможным и поразительным.
- Ты бродячий? Вот уж не думал. Нельзя, чтобы такие псы гуляли одни на улице, иначе их будут ловить взрослые из собачьего приюта.
   Пес оскалился и тихонько зарычал.
- Я тоже их не люблю, - Том протянул руку и осторожно взъерошил волосы на макушке у пса. – У меня там когда-то работал дядя Даниэль. От него всегда воняло псиной и дезинфекцией. А еще носки противно пахли.
   Собака чихнула и принялась бегать вокруг мальчика. Ему это понравилось.
- Играем? Давай играть!
   И он пустился бегом по лесу. Большой пес следовал за ним тенью, держась на почтительном расстоянии, пощадив чувство собственного достоинства медленного человечка.
   Вокруг мелькали деревья и кусты. Ветер свистел в ушах.

* * *

   Том неспеша ел свой завтрак. Не то чтобы он не любил кукурузные хлопья, просто по его скромному мнению на свете не было ничего хуже однообразия. Если ты на протяжении последних трех лет каждое утро ешь одни и те же кукурузные хлопья в молоке, то вполне имеешь право рассчитывать на нечто большее, считал Том. По крайней мере, изредка.
   Но сладковато-жидкий вкус во рту никак его не заботил. Он даже не моргал. Он вспоминал сон прошедшей ночи и осторожно поглядывал по сторонам. Родители поглядывали на него.
- Томас, все в порядке? – спросил отец, оторвавшись от утренней газеты. Мать выглянула из-за дымящейся чашки кофе.
- Э?.. Да… Да. В порядке. Немного заспался, а так… Все хорошо, папа, - ответил ребенок и уткнулся в миску, стараясь не выдать горящих щек. А еще правой коленки, где на свежей ранке только полчаса назад засохла кровь.

* * *

   Том сидел на кровати и думал. С улицы доносился гомон Конни и ее желчных подруг; где-то неподалеку чинил велосипед Джек. Но Том отказался от радости ежедневной прогулки на свежем воздухе ради нескольких часов спокойного раздумья в тишине.
   Перед ним лежал подаренный бабушкой пес. И как он раньше не заметил сходство? Пес был как две капли воды похож на Сопленоса из сна. Тот же хвост, те же уши – только глаза не такие живые и умные, а всего лишь две искусно пришитые пуговицы. Это, несомненно, был он, но игрушечный.
- Это ты или не ты? – спросил Том и озадаченно уставился на плюшевого пса. Он ждал какого-то знака, возможно даже конкретного ответа, но прозвучала лишь тишина. Впрочем, мальчик ничуть не расстроился. Это было лишь начало, и он собирался хорошенько выяснить все до конца.
   «Для начала, что мы имеем? - думал он, откинувшись на подушки. – Приезжает бабушка и дарит мне пса. Я ложусь с ним спать и оказываюсь в каком-то лесу, где встречаю самую что ни на есть настоящую собаку, похожую на игрушечную как две капли воды».
   Для своих девяти мыслил он на удивление здраво.
   «Мы бегаем, играем, я падаю на землю и карябаю коленку, - Том вздохнул и внимательно посмотрел на плюшевого друга. Тот ответил хитрым прищуром пуговиц. Тои вздохнул опять. – Мне больно, и я просыпаюсь, а вокруг витает запах мандаринов. Я думаю, что проснулся, но почему-то слышу медвежий рев. Что это было? Папа слишком громко смотрел телевизор? Нет, вроде. Сегодня он выспавшийся. А тот волчий вой, когда я засыпал во второй раз – что это было? И почему я сразу же проснулся, ведь было еще три часа утра?»
   Да уж, впору было вздохнуть и в третий раз. Маленькая детская голова пухла от размышлений. Том провел рукой по волосам и рывком поднялся. Он направился к двери, но на полпути развернулся и спрятал плюшевого пса в коробке с хоккейными карточками. «Конни обязательно за ним зайдет, - подумал Том. – Я, конечно, обещал его подарить, но… Он мне самому еще пригодится».

* * *

   Том бежал по броду. Ноги уже начали заплетаться. Он судорожно оглядывался назад. Сопленос давно скрылся из виду и только его хриплый лай говорил о том, что он до сих пор жив.
   Теперь у тома не было вопросов – по крайней мере, на часть из них.
   Огромный медведь – скорее всего, гризли, - появившийся практически сразу же, как Том снова попал в этот треклятый лес, преследовал их на протяжении получаса. Он напал без предупреждения. Ринулся напролом через валежник, не замечая на своем пути никаких преград. Его дикий рев до сих пор стоял у Тома в ушах.
   Душа мальчика трепыхалась в пятках. Он порядком исщипал руку (она стала вся красная), но до сих пор не просыпался, как ни хотел. От отчаяния он даже заскулил. «Нет, это неправильно! Так не должно быть! Сны такими не бывают! Дети в них не умирают!» Но шумная поступь исполина за спиной не оставляла ни одного шанса на спасительное пробуждение.
   И все-таки топот медведя затих. Сопленос пропал. Том чувствовал себя совершенно беззащитным. Он разодрал руки в кровь, поцарапал щеку и испачкал до безобразности новую рубашку. «Мама будет очень недовольна», - подумал Том. – «И это будет покруче медведя».
   Раздавшийся за спиной дикий животный рев заставил его остановиться. Он запнулся за камень, взметнул тучу брызг и коряво развернулся. Теперь, когда он остановился и успокоился, звуки обрушились на него клокочущим водопадом.
   Сопленос заливался раскатистым басом, который лесное эхо превратило в рычание трактора. Том так и видел, как светлое пятнышко застыло перед бурой горой. Еще миг и…
   Лай прервался слишком неожиданно, словно выключили рычаг магнитофона. Том замер. «Нет. Нет! Неужели…»
   В ответ на все его вопросы из зеленой поросли вальяжно вышел медведь. Он пригнул голову к земле и водил ею из стороны в сторону, приглядываясь из-под косматых бровей к окрестным деревьям. Ноздри раздувались и с шумным фырканьем разметали серую пыль.
   Медведь заметил мальчика. Мальчик никого не замечал кроме него. Медведь поднялся на задние лапы и взревел. Из разверзнутой пасти комками вылетала слюна, виднелись клыки.
- Мамочка… - выдохнул Том и, так толком и не отдышавшись, повернулся и побежал. Брод заканчивался и теперь все надежды уйти от хищника, не оставив запаха, пропали. Как пропал и сам Том.
   Он просто добежал до противоположного берега, схватился за ствол поваленного дерева, запнулся об вывороченный корень и упал, ударившись лицом о гальку. Медведь разочарованно горланил.

* * *

   Том шумно вздохнул и выгнулся дугой. Лицо все еще болело.
   Он сел и закрутил по сторонам головой, силясь что-нибудь разобрать в темноте комнаты. После солнечных бликов реки он буквально ослеп. В отчаянии Том принялся шарить руками по кровати, и первое, что он с ужасом понял, это то, что Сопленос пропал. Игрушка исчезла.
   В нос ударил запоздалый запах мандаринов.
   Том закатил глаза и рухнул обратно на подушки, потеряв сознание.
   Как хорошо, что рядом не было пса. Том был умным мальчиком и успел это понять.

[align=center]* * *[/align]

   Том надел теплую куртку. На дворе царила неожиданная зима, прикатившая к порогу его дома вместе с погодной аномалией. Старейшины во всех выпусках новостей качали головами и важно, степенно выговаривали через челюстные протезы, что не видывали таких дел с далекого тридцать седьмого… или сорок второго, или вовсе тысяча восемьсот девяносто третьего – кто во что горазд, чей маразм на что сподобился.
   Отец качал головой и посматривал на грустившего сына. Тот сидел пятый день дома и пребывал не в лучшем расположении духа. После того, как он ударил сестру и отобрал у нее этого чертового плюшевого пса, в доме все пошло наперекосяк.
   Поднялся шум, и все собрались на семейный совет, на котором было единогласно принято решение оставить Томаса под домашним арестом на неделю. Отец лишь качал головой: «И что это на него нашло? Он так спешил, что скатился по лестнице и чуть не убился. Я раньше не видел в нем такой злобы. А когда он ударил Конни… Ну, тут уж некого винить». Сестренка – вся в слезах – оправдывалась, что Том обещал подарить ей игрушку еще день назад, да не сделал, вот она и пришла вершить справедливость. «Какая-то поганая игрушка, и мои дети бьют друг друга!» - негодовал отец. Сначала он хотел выбросить на помойку плюшевую игрушку, но сын буквально ползал на коленях, да и жена сказала, что это подарок, негоже так делать. «К тому же, - сказала она, - мама приедет в следующий раз и спросит, где она». Этого довода хватило, и отец принял решение оставить сына без улицы на неделю, а Конни купить набор кукол.
- Не грусти, Томас, - приободрил он сына. – Я люблю тебя и забочусь. На вот, - он полез в карман штанов и вытащил помятую сотню, - возьми, оденься и принеси мне свежего «Экономиста».
   «Пусть проветрится». Он не держал на сына зла, его просто беспокоила изменчивость в мальчике. «По крайней мере, ему еще далеко до четырнадцати. Успеется, поговорю». Так думали многие родители и упускали время.
   А игрушку он решил отдать, но только по истечении недели.
   И теперь Том брел снежной улицей к журнальному киоску. Время сейчас непростое, и у папы каждый день был на счету, поэтому он, в отличие от подавляющего большинства бизнесменов его сорта, покупал «Экономиста» лично, а не ждал, когда толстяк придет вместе с почтальоном на дом. Так он выигрывал пару дней.
   В глаза лезли снежинки. Том про себя удивлялся. Казалось, еще вчера он проклинал весь свет, что нельзя снять шорты и бегать по улице голышом – настолько знойной была жара. А теперь дрожал от холода.
   «Да-а, как-то наивно я оделся», - поежился он и скользнул взглядом по зубчатой верхушке невысокого забора. «Надо же, уже огородили!» - подумал Том.
   На его глазах осуществлялась правительственная программа по туризму. На месте старого квартала с его ветхими, как соломенные лачуги, домами вскорости должна была вырасти многоэтажная гостиница со всеми причитающимися удобствами – парковкой, бассейнами, кортами и прочим.
   И вот теперь здесь не было ни одной живой души. Квартал огородили, как погост – святым кругом. Покинутые дома и магазины сиротливо, с немой печалью и укором взирали слепыми пятнами заколоченных окон. Это были взгляды обреченных.
   Том невольно остановился, вглядываясь в тени домов. Они будто звали его, звали исследовать их, навестить старых друзей – когда-то давно он любил там бродить. А! И еще каждое Рождество покупал в «Тысяче чертей» петарды: был такой магазин. Теперь мистер Яркко – хозяин – перебрался на другую улицу, не забыв получить от правительства компенсацию.
   Том мотнул головой и пошел дальше. Дома домами, а папа ждал его – и «Экономиста».

[align=center]* * *[/align]

   Том на судьбу не жаловался. Каждую ночь он отправлялся в путешествие в далекий Лес (именно Лес, не иначе!) и приносил обратно кучу впечатлений. Впредь он старался быть осторожнее и не заходить далеко, как было с медведем. Зачастую обходилось без травм и ушибов, но пару раз он все-таки чуть не попался.
   Если в первый раз ему удалось удачно сымитировать падение, то теперь, когда родители не сводили с него глаз, приходилось изобретать все более правдоподобные и болезненные способы оправдаться.
   Его искренне веселила доверчивость родных, не знавших ничего о его волшебных путешествиях, но было еще что-то, что он выносил из того Леса… Это был страх. Это было животное чутье черной тени, нависшей над ним.

* * *

   Медведь отстал от него как всегда – за лентой реки. Для верности Том забрался на небольшой валун и огляделся по сторонам. И пускай он многое не мог увидеть за разлапистыми ветками деревьев, беглого обзора хватило, чтобы убедиться, что следом никто не гонится. Сопленос настороженно-игриво вилял хвостом и тыкался влажным носом в раскрытую ладонь. Том посмотрел на него.
- Славно поиграли, да? – он подмигнул мохнатому другу, и тот пуще завертел хвостом. Том вновь посмотрел вдаль. – А помнишь наш первый раз? Он мне тогда показался чудовищно огромным и злым. Не такой уж он и злой… Просто кричит, а так – ничего.
   Словно в ответ на его реплику раздался очередной исполинский рев.
- Ори, давай! Мы тебя не боимся!! Эй, слышишь?! Ого-го-го!!! А мы тут, а ты там, ха-ха-ха! – Том покрутил пальцем возле носа. – А ну-ка догони, а ну-ка догони, а ну…
   Рев внезапно оборвался. То ли медведь обиделся, то ли терпение его закончилось, и он идет наказывать взбалмошного мальчишку.
   Том озадаченно молчал. Пора была просыпаться, но… Что-то было не так. Он втянул носом воздух. Сопленос проделал то же самое – и зарычал.
- Согласен, пахнет не очень, - извинился Том, - но мама приготовила курицу с паприкой, а у меня от нее…
   Договорить он не успел. Над верхушками деревьев и под ними пролетел пронизывающий до костей волчий вой. Том вздрогнул, и вся его бравада улетела вместе с животным криком. Сопленос продолжал рычать.
   Какое-то время мальчик стоял и не шевелился. Если уши его не подвели, вой донесся из-за спины, а значит – с этого берега. Том в нерешительности покрутил головой. Он пока что еще никого не видел.
   «Там – медведь, а здесь волк. И хорошо, если один. А вот если целая стая… - он тяжело сглотнул. Сопленос смотрел вглубь леса, прижав нос к земле. Что-то ему там не нравилось, однозначно. – Как здорово, что волки еще не научились лазить по деревьям».
   Быстро найдя подходящую ель с достаточно низкими ветками, Том, предварительно подкатив довольно крупный и увесистый валун, легко взобрался на дерево. Определенно, с высоты оно смотрелось безопаснее. Мальчик собрался облегченно выдохнуть – спасся ведь! – как вдруг заметил единственный изъян в таком стройном на первый взгляд плане.
   Сопленос доверчивыми и чуть наивными глазами смотрел на него, опершись передними лапами на валун, и вилял хвостом. Уши немного растопырились, чтобы лучше слышать, когда хозяин соизволит пригласить его к себе.
   Том готов был заплакать. Любимый пес не мог забраться на дерево сам, и поднять его сверху не было никакой возможности – только сам расшибешься, не выдержав веса и притяжения. Слезть и подтолкнуть под мохнатый зад? А чем Сопленос зацепится за ветку? Когтями? Повиснет на хвосте, как мартышка? Возможно, ухватится зубами, но, во-первых, додумается ли он до этого (Том хотел в это верить), а во-вторых, как долго он сможет так провисеть? Пять минут? Десять? Полчаса? Том не знал, сколько еще продлится этот сон, которому давно было пора закруглятся.
   «Да и здесь не настолько высоко, чтобы поверить в такой шанс. Волк подпрыгнет и вцепится в него зубами, а там… Мамочки, что же делать?!»
   Том был в отчаянии.
   Пока он размышлял, глядя на верного пса, из-за дальней ели выскочил серый хищник. Мальчик закричал. Сопленос тут же ощерился, вздыбил шерсть и приготовил свои клыки. Но волк – крепко сбитая гора мышц, а не тощий пройдоха-одиночка – будто не замечал его приготовлений. В его глазах добрый пес был всего лишь большим куском мяса, который можно будет аппетитно пожевать.
   Когда их разделяло всего пять метров, волк оттолкнулся и прыгнул, вытянув шею. Сопленос совсем припал к земле.
- НЕ-Е-Е-е-е-е-е… - донесся до Тома собственный истошный крик, и сон оборвался.

* * *

   Мама предложила спать с ними. Том отказался, несмотря на уверения отца, что это никак не отразится на их с мамой ночном отдыхе. Том уже научился помнить и наблюдать. Не отец ли подтрунивал его, выпроваживая пятилетним и дрожащим от кошмарного сна из собственной спальни, говоря, что взрослые и состоятельные мальчики так себя не ведут? А уши? У Тома были уши, и он слышал, как каждые выходные мама с папой никак не могут уснуть, все ворочаются, елозят… Что уж говорить, если рядом будет никому не нужный, печальный и напуганный мальчик.
   Мама предприняла очередную попытку и предложила спать с открытой дверью. Том сказал «нет» и выпроводил всклокоченных родителей из комнаты.
   До сих пор пахло мандаринами.
   Том лег и постарался заснуть. А утром он непременно отдаст маме плюшевого пса.
   Нужно непременно до следующей ночи зашить ему порвавшееся горло.

* * *

   Он снова шел за «Экономистом» и снова остановился напротив мрачного забора.
   Только в этот раз ему показалось, что в хитросплетении зданий и окон он увидел горящий свет.
   «Мало ли кто там может быть? – невозмутим и вместе с тем взволнованно рассуждал он. – Бродяги или соседские мальчишки – решили поиграть в войну или искателей приключений. А что? Я сам бы не против», – идея показалась ему очень даже хорошей. Вот только мальчишки ни в жизнь его с собой не возьмут – слишком он мал для них.
   Но какая-то частичка упорно подгоняла его, толкала вперед, заставляя бросить все и перелезть через забор. Что-то упругое и настойчивое, как дубинка полицейского, просящего вас пройти с ним в участок.
   И кто сказал, что Том не хотел подчиниться этому зову?

* * *

   По улицам текли реки талой воды, и он благополучно заболел.
   Еще утром, когда Том проснулся после очередного спасения на дереве, он почувствовал недомогание. Но в последнее время он ни разу подолгу не бывал на улице, чтобы где-нибудь серьезно простудиться или вымочить ноги.
   Мама навела чай с малиновым вареньем и укутала его с ног до головы шерстяным одеялом. Теперь она сидела, смотрела на него и в очередной раз зашивала игрушку.
- Должно быть бракованная, - вынес вердикт отец и уткнулся в любимую периодику. Ходить по улицам было некому, и он лично сходил и купил.
   Том кивнул, но отдавать игрушку отказался. Мама спросила, почему. Он промолчал.
   Он все утро старался отделаться от зудящего чувства в голове и груди. Чувства, звавшего в огороженный забором старый квартал.

* * *

   Том со всей силой осознал, насколько это обидно, когда и во сне оказываешься больным и разбитым.
   Нос камнем повис над губами, время от времени безнадежно шевелясь из стороны в сторону и стараясь хоть что-нибудь учуять.
   Голова раскалывалась. Глаза горели и были красными.
   Том еще раз оглядел деревья (пожелтели, что ли? Это ели-то..) и побрел за смирным Сопленосом. Сегодня он не выказывал бурной радости и казался несколько грустным.
- С чего вдруг такие перемены? – вслух проговорил Том, внимательно приглядываясь к собаке.
   Казалось, пес его не понимал и игнорировал, но продолжал упорно вести к противоположному берегу реки.
   Когда Том привычно припустил бегом, ожидая, что вот-вот загремит медвежий рев, но его не последовало, мальчик окончательно понял, что что-то не так.
   Вместе с псом они добрались до ставшего теперь родным дерева. Том привычно и сноровисто, даже не смотря на болезнь, забрался на ель и принялся ждать.
   Сопленос уселся спиной к стволу и замер.
   «Ну хоть это будет как всегда», - успел подумать мальчик, но Сопленос зевнул, потянулся, пару раз гавкнул и – Том очутился в своей кровати с плюшевым псом под мышкой.
   Мандарины пахли гнилью.

* * *

   Мама сказала, что вызовет врача. Папа сказал так не волноваться. Папа вообще много говорил, но мало делал, по крайней мере, что касалось сына.
   Том опустил тяжелую голову на подушку и…

* * *

   …очутился на той самой ветке.
   Но в этот раз Сопленос призывно вилял хвостом и нетерпеливо лаял. Не то чтобы настойчиво, но вполне уверенно и целеустремленно.
   Тому не оставалось ничего делать, как слезть. Пес тут же побежал в Лес, еще глубже, чем им раньше доводилось заходить.
- Парень, ты уверен, что хочешь туда? – недоверчиво спросил Том. Пес яростно залаял. – Ну что ж… Посмотрим.
   И побрел следом.