Погоня

Погоня

Вокруг царит влажный, душный, насыщенный испарениями непроглядный мрак. Но он не мне помеха. Наоборот, он для меня – родная и привычной среда, в которой я ощущаю себя столь же уверено, сколь уверено ощущает себя детеныш в кожистой родительской сумке у основания щупалец.
Химический след моего врага протянулся приметной дорожкой среди стволов гигантских теплокровных мангровых деревьев; среди переплетений их гибких ветвей, соединенных дырчатыми ажурными перепонками; среди свисающих клочковатых гирлянд паразитирующих лишайников и ползучих живых лиан. След этот совсем свежий. Мои гибкие и ловкие щупальца обвиваются вокруг ветвей, раскачивают тело и перебрасывают его к следующей ветви. Миг полета – и вновь щупальца ощущают прикосновение гладкой кожи древесных ветвей. И так раз за разом.
Я чувствую пульсацию крови в телах деревьев; вижу тепловые образы сотен мелких и крупных тварей, коими кишит гигантский мангровый лес; ощущаю все оттенки химических следов оных существ, колебания воздуха от их движений. Но в первую очередь меня волнует след моего врага.
Враг измотан долгой погоней; я чувствую это. Я же еще полон сил; я торжествую! Погоня приближается к завершению. У меня за спиной чехол с острыми крепкими шипами, вырванными из тела дохлого эллуу; яда, содержащегося в небольшой железе у основания такого шипа, хватит на целое стадо соло. Такой дротик – страшное оружие и редко кому везет добыть его, но нынешняя жертва достойна того, что б использовать именно это оружие!
Враг мой, подобный мне. Вскоре завершиться эта погоня, а вместе с ней и наше давнее соперничество.
У племени должен быть только один вожак, а ты, враг мой, уже слишком стар, что б оставаться им. Я изгнал тебя; изгнал, принудил бежать из племени, но изгнанного нельзя оставлять в живых. В любом случае из нас двоих в племя вернется только кто-то один. И тем, кто вернется, буду я!
Он уже чувствует мое приближение; он, враг мой. И я ощущаю эманации его страха; он хочет лишь, что б его оставили в покое; он более не претендует на власть; он жаждет, что б я сохранил его жизнь. Глупец! Ведь я же совершаю для него величайшее благодеяние, оказываю ему величайшую милость – дарую быструю и милосердную смерть. Ибо страшна участь изгнанника-одиночки в мангровых джунглях.
Я несусь среди ветвей. Дистанция между нами стремительно и неумолимо сокращается. Вот я уже вижу тепловой образ моего врага. Изгнанник замер, застыл, словно пытаясь слиться с ветвью, давшей ему последний приют. Но тщетно: ему не укрыться! Я ощущаю его страх и испытываю отвращение к этому отчаянно цепляющемуся за жизнь существу.
Несколько моих щупальцев скользят за спину и выхватывают из чехла дротик, изготовленный из ядовитого шипа эллуу. Я надавливаю на железу, и страшный яд наполняет тонкий канал внутри шипа.
Изгнанник испускает феромоны, летучие вещества, донесшие до меня его мольбу:
"Пощади!"
"Зачем тебе жизнь, старик?" – отвечаю ему я своей феромонной речью, и тут же спохватываюсь: нельзя говорить с тем, кого собираешься убить.
"Ты победил. Ты изгнал меня. Я более не опасен тебе! К чему же убивать меня?"
"Я не разговариваю с теми, кто уже мертв!" – мои щупальца, сжимающие дротик, взвиваются в замахе.
И в этот миг густая пенная жижа мелкого моря, в которую стволы исполинских мангров погружены чуть ли не на половину, буквально вскипает. Струя пара и липкой слизи бьет вверх, чуть ли не достигая самого верхнего слоя крон мангров. Над потревоженной поверхностью болотистого моря показываются пульсирующие в тепловом спектре наросты на огромной туше гулла. Его чудовищные щупальца взвиваются вверх по стволам мангров и хватают моего врага.
Гулл очень хорошо чувствует запах страха.
Тело изгнанника бьется среди ужасных щупалец, испуская панические феромоны. Но что гуллу эти жалкие потуги? Щупальца просто ломают тело бывшего вожака; он искалечен, но еще жив.
Из-под затянутой толстой, тускло святящейся в тепловом спектре, пленкой тины поверхности мелкого моря появляется огромный клюв гулла, обрамленный жадно дергающимися в предвкушении пищи червеобразными чувствительными отростками. Миг – и этот клюв хватает моего врага. Его тело лопается, слизистые струйки телесной жидкости стекают по зазубренным краям клюва, и то, что осталось от бывшего вожака, исчезает в судорожно пульсирующей глотке гулла.
И едва ли не раньше этого мига ужасные щупальца вновь взвиваются вверх. Они тянутся ко мне! Ужас настойчиво гонит меня вверх, на самый высокие ветви мангров, но это было бы смерти подобно: гулл быстр, щупальца его длинны, и нет там спасения!
И я делаю то, на что способны лишь самые бесстрашные охотники нашего племени! Я срываюсь вниз и шлепаюсь на мокрое и скользкое тело чудовища. Дротик из ядовитого шипа эллуу все еще зажат в моих щупальцах. И я вгоняю его со всей силой в тело гулла; наваливаюсь всей тяжестью тела. Острый шип пробивает плотную кожистую оболочку монстра!
Яд, смешавшись с его телесными соками, начинает действовать почти мгновенно; я даже не успеваю вынуть из чехла второй дротик. Тело гулла вздымается и корчится в тяжкой муке. Я начинаю скользить по его гладкой шкуре, отчаянно пытаясь уцепиться хоть за что ни будь, но все же срываюсь в воду.
Гулл в смертной агонии дико хлещет вокруг себя гигантскими щупальцами. Одного такого удара, даже если он придется вскользь, хватит, что б превратить мое тело в ошметки.
Скорее отсюда!
Я усиленно работаю щупальцами, устремившись вплавь подальше от умирающего гиганта. Вода буквально кипит вокруг агонизирующего чудовища: это стремятся к нему твари-падальщики иклу в предвкушении пира, привлеченные запахом смерти. Они очень малы в сравнении с гулом, но каждая такая тварь чуть ли не вдвое превосходит меня. Они начинают впиваться своими жалами, что венчают кончики щупалец, в тело еще живого гулла, высасывая его телесные жидкости. Гигант продолжает хлестать вокруг себя, сминая падальщиков, но тех становится все больше. Иклу словно и не видят смерти подобных себе.
Скорее, скорее отсюда!
Эта свора опаснее даже чем гулл. Они хоть и падальщики, таким мелким существом как я, пусть и живым, не побрезгуют. Я стремлюсь доплыть до ближайшего ствола мангра и, вскарабкавшись на ветви, оказаться в безопасности. Но это мне не суждено.
Один из иклу всплывает прямо передо мной. Все шесть щупалец с остриями жал хищно направлены в мою сторону. Я хватаюсь сразу за два дротика. Иклу хлещет щупальцами. Я ускользаю и целиком погружаюсь под слой жирной пленки, затянувшей поверхность воды. Устремляюсь вперед и всаживаю дротики в податливое тело падальщика.
Вновь ускользаю от хлестких щупалец и страшных жал. Яд действует быстро. Тело иклу, не спеша, опускается на дно. Выныриваю. Заветный мангр все ближе. Вот мои щупальца касаются его теплой кожи; я цепляюсь за свисающие ползучие лианы и взбираюсь на нижние ветви, а затем все выше.
Гулл уже мертв. Его туша почти полностью скрылась под поверхностью воды. А вокруг него кишат иклу, спеша урвать свой кусок, пока не урвали другие. Мерзкие существа.
Но что это? Я ощущаю феромоны подобного мне! Да, на соседней ветви устроился мой соплеменник. Это один из тех, что прислуживали старому вожаку племени.
"Зачем ты тут?" – посылаю я феромонный сигнал.
"Что б убедится, что старый вожак будет убит тобой. Изгнанного нельзя оставлять в живых".
"Ты шел за мной от гнездовий племени? Как я не учуял тебя?"
"Ты был поглощен погоней... вожак"
"Ты убедился, что старый вожак теперь мертв?"
"Его убил не ты, а гулл"
"Какая разница, кто убил его? Гулл убил Старого. Я убил гулла! Я великий охотник!"
"Слишком уж великий"
Мне совсем не нравится ироническая окраска его последнего феромонного послания.
"Что ты хочешь этим сказать?"
"Лишь то, что Старого убил гулл и... тебя гулл тоже убил. И я это видел"
"Что?.."
Я слишком поздно ощущаю его стремительное движение; он метает в меня дротик, сделанный из шипа эллуу. Шип глубоко вонзается в мое тело. Жуткая боль разрывает внутренности.
"Племени будет лучше, если вожаком станет кто-то менее... великий!" – он даже не скрывает злобного ликования.
Какая непереносимая боль! Словно тело попало в кипящий источник. Это действие яда. Все, конец. Старый вожак не вернется в племя, но не вернусь и я. Вернется некто третий, менее... великий.
Сведенные смертной судорогой щупальца разжимаются.
До поверхности болотистого моря и кишащих в нем падальщиков долетает уже мертвое тело.