Поиск

Трусики танга
Наступило еще одно мерзкое холодное утро. Машка с трудом разлепила глаза и увидела перед своим лицом мордочку одной из своих кошек — Винтовки.
— Салют, Винт! — она почесала шейку любимицы, наблюдая за тем, как ее хитрые зеленые глаза превращаются в две узенькие щелочки. — Пора вставать, однако… Ох, моя спина!
Девушка кое-как выползла из-под теплого одеяла и проковыляла на кухню. Несмотря на то, что ей было всего двадцать пять, она уже мучилась от болей в спине, однако с ослиным упрямством отказывалась идти к врачу.
На кухне Сокольская засыпала в кофеварку свежий кофе и, пока «напиток богов» закипал, насыпала корма своим питомцам. Они же не замедлили явиться в полном составе — кошки Винтовка, Фашистка, Феминистка, Плетка, Пушка и Фетишистка, а так же дворняжка Пулемет. Весь этот воинственный зоопарк сразу же заполнил все пространство крохотной кухоньки толкотней и суетой, но девушка уже не обращала на них никакого внимания.
Наконец, кофе вскипел. Машка поднесла чашку к губам и глубоко вдохнула горьковатый запах. От горячего напитка ее зрачки расширились и стали размером почти с радужку. Плетка забралась к ней на колени и с укором посмотрела на хозяйку.
— Да знаю я, знаю, — Сокольская махнула рукой. — Но кофе — это святое.
В дверь постучали. Сначала тихо, потом чуть громче, а потом и вовсе заколотили ногой.
— Иду я, иду. Ну какой идиота кусок там ломится? — девушка встала и пошлепала к выходу, распинывая по дороге огрызки, обертки и бумажки.
На пороге стоял Воронухин. Они с минуту глядели друг на друга, потом Машка шагнула в сторону и буркнула:
— Ну, проходи уж, раз пришел. Кофе будешь?
Серый хохотнул.
— Этот твой наркотик для меня слишком крепкий. Чайку не найдется?
— Не хочешь — как хочешь, — Сокольская села напротив парня и пристально поглядела ему в глаза. — Ты ведь не просто так пришел?
Юноша улыбнулся.
— Ну да, конечно. Не на твои же голые коленки любоваться. У нас есть заказ.
Девушка приподняла бровь.
— Да ну? И кто же заказывается?
— Перец с очень забавной фамилией — Спиртовкин Иван Дмитриевич. Профессия тоже очень забавная — официантик в какой-то шашлычной…
— Ему-то с чего у нас заказываться? — Машка прищурилась. — Ты мне гонишь.
Воронухин скроил невинную физиономию и всплеснул руками.
— Да как бы я посмел? — он порылся в своем рюкзаке и достал оттуда черную папку. — Смотри, если не веришь.
Сокольская открыла скоросшиватель и начала пристально изучать досье. С фотографии на первой странице на нее нахально пялился нестриженый молодой человек с курносым носом.
— Хм, а он ничего так, симпатичный, — она задумчиво похрустела костяшками пальцев и посмотрела на Серого. — Что скажешь?
Парень, общавшийся с Феминисткой, которая несмотря на замысловатую кликуху ему явно благоволила, заглянул в хитрые кошачьи глаза и недовольно буркнул:
— У твоей хозяйки дурной вкус, ты не находишь? Вместо того чтобы выбрать такого горячего парня как я, она заглядывается на какого-то шпендика Спиртовкина.
— Угу, — хмыкнула Машка, продолжая изучать бумаги. — Ты, Воронухин, лысый, как коленка, а у этого с хайром все в порядке.
Юноша провел ладонью по короткому ежику светлых волос.
— Я не лысый, я короткостриженый. Ну так что, ты берешь это дело?
— А куда деваться? Придется взять.
Через час они уже входили в офис охранной компании «Ратибор». На скамеечке у двери уже сидели Гусинский, Князьков и Хайрулин.
— О, а Машка снова юбку забыла! — засмеялся Ринат, протягивая руку для приветствия. — Чем вы, ребята, занимались?
Сокольская грозно сверкнула глазами.
— Обсуждали недостатки Воронухина и достоинства Спиртовкина. А юбки, между прочим, сейчас не в моде. Все продвинутые девушки перешли на короткие кожаные шорты, — она приподняла подол футболки и продемонстрировала всем присутствующим сей предмет гардероба.
— Ага, — многозначительно произнес Сашка, покачивая головой. — Интересно. А ты продолжай, продолжай.
Лешка тоже хотел что-то сказать, но тут открылась дверь, и визгливый женский голос прокричал:
— Заинька, ты уже здесь? Что же ты не заходишь?
Машка вздохнула, скроила постную физиономию и вошла в кабинет. За письменным столом сидела руководитель фирмы Ирина Борисовна Сердюк. А прямо перед ней сидел тот самый новый клиент.
— Вот и она, — произнесла Ирина Борисовна, приторно улыбаясь. — Мария Сокольская, наша гордость: ни одного проваленного дела, выкарабкается из любой ситуации с честью.
Спиртовкин ошарашенно глядел на своего нового телохранителя. Ему было чему удивляться: при своей опасной профессии Мария была хрупкой девушкой небольшого роста.
— А… Она точно справится? — парень опасливо покосился на Сокольскую.
Сердюк утвердительно кивнула.
— Не бойтесь, она знает свое дело. К тому же на охрану дома мы выделим еще четверых парней. Вам нечего бояться, — женщина повернулась к Машке. — Иван Дмитриевич уверен, что за ним идет охота. Он считает, что это как-то связано с его предыдущей работой…
— Одно время я работал в центре военных разработок, — пояснил Спиртовкин, ерзая на стуле.
— Вы были настолько важной фигурой, что теперь кто-то охотится за вами? — девушка внимательно поглядела на него. Парень смутился.
— Вообще-то я был обычным инженером, но, сами понимаете, в нашей стране только ленивый не интересуется военными секретами.
Машка кивнула.
— Хорошо, я займусь этим делом. Вы живете в квартире?
— Нет, — Иван Дмитриевич улыбнулся. — У меня частный дом на берегу Волги.
— Неужели зарплаты официанта хватает на содержание частного дома?
Он снова смутился, но на сей раз это было оставлено без внимания.
— Эээээ… Это не мой дом. Друг уехал в Америку, у него там бизнес, а я за домом присматриваю, пока его нет. Вот.
Сокольская сделала несколько пометок в своей записной книжке.
— Ну вот, вроде, и все, что нам нужно знать. Да, кстати, у вас машина есть?
— Да, подержаная «Ауди», но она еще очень даже ничего. У нее пробег-то всего…
— Спасибо, это уже не так важно, — девушка мягко улыбнулась, стараясь сгладить свою бестактность. — Я думаю, нам пора осмотреть ваш дом, если вы не против.
Дом оказался гораздо больше, чем предполагала Машка. Это скорее был коттедж вроде тех, которые так популярны среди новых русских. Два этажа, открытый бассейн во дворе, ухоженый сад вокруг дома… А так же крепкие решетки на окнах, дверь под сигнализацией, двухметровый каменный забор и видеокамеры по периметру участка. Вся обстановка внутри дома была шикарной и явно слишком дорогой для простого официанта. Кирпичное здание изнутри было полностью обшито деревом, а интереьры выглядели так, словно над ними работал не один дизайнер, а присматривала за ними и вовсе бесчисленная армия слуг. Весь дом был напичкан различной бытовой техникой: от автоматической чистки обуви прямо на входе до регулятора высоты подушки в спальне.
— Да, нехило в наше время живут официанты, — пробормотала Сокольская себе под нос, а вслух произнесла: — А вы не боитесь жить тут один, так далеко от людей?
Иван пожал плечами.
— Тут не всегда так пустынно. Обычно на выходные я приглашаю друзей. Да и девушки красивые часто захаживают, — он многозначительно поглядел на длинные ноги девушки. — Кстати, вы не хотите чаю?
— Нет, спасибо, — ледяным тоном произнесла Машка, вовремя вспомнившая о работе, однако в ее глазах вместо «Шел бы ты лесом, мальчик» можно было явственно прочесть «После работы, шалунишка». — Вот, это вам придется держать при себе постоянно.
В ладонь Спиртовкина лег миниатюрный передатчик, похожий на брелок-сигнализацию.
— Что это?
— Это «аварийная кнопка». В случае необходимости — нажимайте, и мы придем к вам на помощь со всей возможной скоростью.
Юноша повертел его в руках и сунул в карман.
— Я надеюсь, мне он не понадобится.
— Аналогично, но это — необходимая предосторожность.
У выхода ее ждал Воронухин.
— Вокруг, вроде, все чисто. На всякий случай я отправил Хайрулина, Князькова и Гусинского на периметр, а то камеры — это, конечно, хорошо, но толковые парни тоже не помешают.
— Да, ты молодец, Серый, — Сокольская улыбнулась. — Пошли домой, на сегодня у нас закончилась работа.
Сергей хитро прищурился и сграбастал ее в объятья.
— Машка, смотри, какие звезды на небе! Пошли, погуляем на набережной, а потом ко мне. Пойдем, а?
— Пусти, видмедь, а то щас у меня звезды из глаз посыплются! Да и вообще, кто разрешил меня обнимать?
Парень совсем обиделся, набычился и пробурчал:
— Злая ты!
Дуться он не перестал даже на следующий день, но это происходило уже не в первый раз, поэтому Сокольская не очень удивилась.
А вот на территорию дома Ивана Дмитриевича в эту ночь пробрались неизвестные, которые перекопали весь сад, а на дверь дома прибили записку: «Копай глубже». Хайрулин злоумышленников видел, даже подстрелил одного, но остальные утащили товарища с собой.
А вот Спиртовкин не видел и не слышал ничего: он преспокойненько дрых у себя на втором этаже.
Машка обошла весь сад, но не нашла ничего даже отдаленно похожего на подкоп или ловушку. Однако что-то в этих ямах ее настораживало. Так как Воронухин все еще дулся, она подошла к зевающему Князькову.
— Тебе не кажется, что эти ямы расположены как-то странно?
Леха хотел было еще раз смачно зевнуть, но замер на полдороге, продемонстрировав девушке ярко-розовую глотку.
— А ведь и верно, — он оглядел сад с таким видом, словно только что увидел. — Они почему-то рыли только вокруг старых деревьев. Им что, садоводством приспичило заняться что ли?
— Так, слушай сюда… Прежде чем отправиться домой спать заверни к нам в офис и загрузи кого-нибудь… Ну хоть Гамлета… Короче, пусть нароет все, что можно, про этого Спиртовкина. Очень важно — почему его с завода (или где он там работал?) турнули. Понял?
Парень кивнул и, прикрыв ладошкой рот, поплелся к своему мотоциклу.
День начался вполне себе ничего. Машка и Серый сидели в кафешке со странным названием «Анчар», в которой и работал Спиртовкин. Девушка выбрала место рядом с локальным блюстителем порядка, а ее напарник ушел рыть окопы и строить блиндажи на кухне.
Попутно выяснилось, что Иван не только и не столько официант в этом заведении, но еще и один из музыкантов местного ансамбля. Сокольская даже несколько удивилась, увидев, что он выходит на возвышение с гитарой. Взяв несколько пробных аккордов, он наконец нашел нужное звучание и, устремив на нее свой горящий взгляд, начал петь.
Я ухожу, и дверь на щелчок.
Дождь за окном, я как пес промок,
Но я сюда не вернусь никогда,
Лишь по щекам вода.
И тут запищал и завибрировал сотовый телефон Сокольской. Вообще-то звонок следовало заменить давным-давно, но все не доходили руки, и теперь девушка мучительно краснела, безуспешно сражаясь с застежкой его чехла, а позорное дребезжание почти заглушало тихую и грустную мелодию, доносящуюся со сцены.
Машка со злостью нажала на кнопку. Ей вдруг захотелось отматерить того, кто прислал эту злосчастную смску, но от выражения мыслей вслух она удержалась, чувствуя, что и так достаточно помешала посетителям. Когда она до нее, наконец, дошел смысл написанного, ей показалось, что табуретка под ней зашаталась и норовит рухнуть.
Нет, я не плачу из-за тебя,
Это лишь капли дождя.
Мир поплыл перед глазами, но текст злосчастной мессаги не стал от этого менее четким: «Knyazkov razbilsya na motocikle. Kto-to podstroil — prostrelil winu. Kto mog?» Машка всхлипнула и переслала сообщение Воронухину. Через пять минут пришел ответ: «S uma sowla? Otkuda ty znaew?» Сокольская проигнорировала его. Она торопливо печатала сообщение Антону Сердюку, сыну Ирины Борисовны, который заведовал компьютерным обеспечением в «Ратиборе»: «Uznai kak mozhno bolwe o Spirtovkinom. Osobenno vazhno, pochemu ego vygnali s zavoda. Naidew — stuchi v icq».
К ней подошел Спиртовкин с гитарой — она даже не заметила, что ансамбль прервал свою игру.
— Что-то случилось? — парень выглядел действительно обеспокоенным. — Ты так побледнела…
Девушка отмахнулась, даже не обратив внимания на то, что он вдруг перешел на «ты».
— Это не касается вашей безопасности. Это… так, обычное дело.
Иван пожал плечами, но через несколько минут принес ей чашку кофе и молча поставил на стол. Она удивленно подняла на него глаза.
— За счет заведения, — сказал он и скрылся в кухне.
Машка уже допивала свой кофе, когда в кафешке появились двое молодых людей довольно подозрительного вида. Сокольская даже не сразу поняла, что же ее так насторожило в этой парочке, но ее интуиция не подвела. Все случилось почти мгновенно: они подозвали Спиртовкина, тот подбежал, готовясь записать заказ, но неожиданно для себя оказался в болевом захвате. Второй из похитителей потянулся к пистолету, но Машка, окзавшаяся у них за спиной, успела раньше — чашка с остатками кофе разбилась об его затылок, и обжигающе горячий напиток потек за шиворот. Парень с рычанием повернулся к Сокольской, в то время как его товарищ пытался вытащить Ивана из кафешки. Но в этот момент в свалку вмешался местный охранник и буквально вышиб сознание из похитителя, который еще держал Спиртовкина. Из кухни на звук падающей мебели вылетел взъерошеный Воронухин в косухе на голое тело (Машка только вздохнула: утром на нем были еще бронежилет и футболка) и, мгновенно оценив ситуацию, помог Сокольской скрутить второго нападающего.
Оставив представителей сильного пола разбираться с нудачливыми похитителями, девушка подошла к Ивану. Тот был бледен, но выглядел довольно бодро для человека, на чье здоровье, а возможно, и жизнь только что покушались. Однако правую руку ему помяли достаточно сильно, и покрасневшая кисть уже начала постепенно опухать. Осмотрев поврежденнную конечность, Машка пришла к выводу, что парня нужно как можно скорее отправить в травмпункт. Она повернулась к Серому.
— Эй, как они там?
— Как-как, — огрызнулся юноша, зализывая разбитую губу, — судя по тому, как он мне по зубам съездил, живее всех живых, как, впрочем, и второй. Катюш, принеси водички холодной, пожалуйста.
Пухленькая официанточка в ультракороткой миниюбочке ослепительно улыбнулась ему и скрылась в кухне.
— Я хочу клиента в наш травмпункт отвезти, чтобы уж не рисковать. Забрось мне этих двоих в багажник, прокатим их до ближайшего милицейского участка, может, им там будут рады, — Сокольская приподняла одну бровь и добавила: — А ты можешь оставаться и продолжать рыть окопы на местности, если хочешь.
— Да ты что, ревнуешь что ли? — изумился Воронухин. — Щас, погоди, я тоже с тобой еду.
Он рысцой направился к кухне. Машка вздохнула и жестом пригласила Спиртовкина следовать за собой. Вскоре из кафешки появился Серый, подошел к черному «Лендроверу», принадлежащему фирме «Ратибор» и по очереди погрузил в его багажник упакованных похитителей, так и не пришедших в сознание. Захлопнув багажник, он хотел было галантно открыть дверцу перед Машкой, но та смерила его таким взглядом, что весь порыв моментально улетучился. Дорога прошла в молчании.
У Спиртовкина оказался вывих кисти, но Янка Чекмарева пообещала вправить ее на место и затянуть эластичным бинтом, а так же позаботиться о разбитых губах Воронухина (при этих словах Сокольская снова вздохнула: а то она дура и не понимает, что произойдет, как только все покинут травмпункт, оставив эту парочку наедине), так что Машка с чистой душой и спящей совестью отправилась на поиски Антона Сердюка.
Через пять минут после ее ухода в травмпункт ввалился Андрюха Алмазный, более известный как Гамлет.
— Всем привет! А где Сокольская?
Воронухин, созерцавший аппетитные ягодицы и длинные ноги Янки, лениво бросил:
— Пять минут назад вышла. А что?
Гамлет махнул рукой.
— Она Сердюку заказала инфу на своего нового. Инфу нашли, а Машка как сквозь землю провалилась.
— Она, наверное, в кафе, горе заедает, — Чекмарева вздохнула. — Ты слышал?
— Про Князькова? Слышал, — Андрей нахмурился. — Ладно, спасибо за наводку.
В это время медсестра закончила затягивать руку Спиртовкина. Тот встал, церемонно поблагодарил и направился к выходу.
— Я пойду, пожалуй, тоже Марию Алексеевну поищу, — бросил он через плечо и едва-едва разминулся с дверным косяком, который по какой-то нелепой случайности оказался у него на пути.
— Ну, а теперь мы можем заняться твоими разбитыми губами, — томно протянула Яна, подходя к удобно расположившемуся в кресле Серому.
— Лучше займитесь моим общим самочувстивием,.. доктор, — пробормотал Воронухин, усаживая девушку себе на колени. — Вы знаете, в последнее время я чувствую себя таким усталым…
[дальнейшая сцена разврата вырезана автором во избежание пререканий с цензором]
Через полчаса весь «Ратибор» гудел как растревоженный улей: Андрей Алмазный был найден в мужском туалете без всяких признаков жизни, распечатки, которые он нес Сокольской, таинственным образом исчезли. А несостоявшиеся похитители Спиртовкина, едва придя в сознание, отравились вполне самостоятельно, раскусив ампулы с ядом, зашитые в воротники рубашек.
Машка, узнав о предполагаемом убийстве Гамлета, срочно отправилась к Сердюку. Антон сидел за столом, мрачно запустив пальцы в копну густых черных волос. Он настолько ушел в себя, что Сокольской пришлось несколько раз натужно кашлянуть, чтобы привлечь его внимание. Увидев, наконец, ее, юноша встал, подошел к сейфу и достал из нее папку.
— Это то, что ты просила, — Сердюк-младший был более чем расстроен. — Из-за этого урода я потерял одного из лучших хакеров…
Девушка оторвалась от чтения и взглянула ему в глаза.
— Ты… ты подключил к этому делу хакеров?
— А ты думаешь, информация о сотрудниках, занимающихся военными разработками, лежит в нете в свободном доступе? — язвительно поинтересовался Антон.
Он снова плюхнулся в кресло и стал мрачно созерцать клавиатуру компа. Девушке стало жаль его. Она отложила распечатки в сторону и сделала шаг к нему.
— Послушай, мне тоже жаль. Я и подумать не могла, что Андрею может что-то грозить прямо здесь. Но я обещаю, что как только я выясню, кто в этом виноват, он пожалеет, что вообще родился, — тихо произнесла Машка, поглаживая юношу по волосам. Сердюк поднял на нее глаза и вдруг рывком поднялся.
— Солнышко мое, только ты меня и понимаешь, — пробормотал он, впиваясь ей в губы яростным поцелуем.
Не отрываясь от ее рта, Антон торопливо смел все с рабочего стола и усадил девушку на край. Она сладострастно застонала и прижалась к нему всем телом, в порыве страсти срывая с него кожаный пиджак. Вскоре за ним последовала футболка Сокольской и ее лифчик…
И в этот животрепещущий момент на коммуникаторе включилась громкая связь, и дрожащий от ярости голос Ирины Борисовны заверещал:
— Антон! Чем это ты занимаешься? Не смей позорить нашу семью! Марш ко мне в кабинет!
Сердюк-младший злобно чертыхнулся, но тут же постарался придать голосу смирение и покорность:
— Да, мам, я уже иду.
Он наклонился к Машке и поцеловал в плечо.
— Мы ведь еще продолжим, детка?
Она засмеялась и спрыгнула сос стола.
— Не сегодня. Иди скорее, а то Ирина Борисовна ругаться будет, — и она гордо вышла в коридор в надетой на голое тело футболке, которая ничуть не скрывала ее дерзко торчащие соски, беспечно размахивая своим лифчиком.
Сокольская уже выходила из офиса в сопровождении совершенно обалдевшего Спиртовкина, когда по всему зданию прокатился дикий рев:
— Стоя-я-ять! Упал-отжался двадцать раз!!!
Девушка хмыкнула: от этого крика где-то неподалеку сработала автомобильная сигнализация, а какой-то парень, случайно проходивший мимо «Ратибора», выполнял этот приказ в состоянии глубокого нервного потрясения.
Отправив Спиртовкина домой и сдав смену, Машка отправилась к своей подруге Анне Константиновской, работавшей следователем в местном Угрозыске. Увидев ее, Анька радостно улыбнулась и с видимым облегчением отодвинула от себя папку с очередным делом.
— Привет! Сколько лет не виделись! Могла бы заходить хоть иногда,— Константиновская быстро поставила чайник и села рядом с подругой. — Что, дело есть?
— Нет, что ты, — Сокольская всплеснула руками и сделала максимально невинное выражение лица. — Посмотри в эти честные глаза. Разве они могут врать?
— Еще как могут, — хмыкнула подруга. — Я на своей работе и почестнее видела взгляды, а уж тебя-то я вообще как облупенную знаю: когда у тебя такой взгляд, ты либо что-то натворила, либо сильно нуждаешься в помощи. Так что стряслось?
Машка достала из торбы фотографии неудачливых похитителей и протянула ей.
— Знаешь таких?
Анька внимательно рассмотрела карточки, потом подошла к столу и бросила их на скан. Через пару минут их образы уже обрабатывались анализатором изображений.
— Ну, как у тебя жизнь боевая?
— Да, помаленьку, — откликнулась Машка прихлебывая кофе. — В принципе, все спокойно… было. До тех пор, пока я нового клиента не взяла. А теперь все сплошные драки, перестрелки, погони…
— Да ладно! — восхитилась Константиновская. — А выглядишь ты наоборот, вполне похорошевшей. Парень есть?
— Ну как тебе сказать, — протянула Сокольская, томно закатывая глаза. — Сначала я думала замутить с Воронухиным, потом на меня шеф стал внимание обращать, а теперь вот и новый клиент… симпатичный такой парень: дом на берегу Волги, машина, квартира, гитара…
— Ооооо, главное — чтобы человек был хороший, а какого цвета у него «Мерс» — совсем неважно? — захохотала Анька.
— Да ну тебя! Ты несчастный прагматик, неспособный понять, что человека можно полюбить за его богатый внутренний мир!
Константиновская просто согнулась в приступе неудержимого хохота.
— Да, в этом вся ты! И что, ни один из них еще не знает о конкурентах?
— Мужчины, — презрительно фыркнула Машка, наливая себе очередную порцию растворимой бурды, — куда уж им.
Системный блок издал гудок, означающий, что анализ выполнен. Анька посмотрела на результаты и присвистнула.
— Слу-у-ушай, да мы этих перцев полтора года искали, — Константиновская в волнении дернула себя за рыжеватый хвостик. — Это Попоколюхин и Гиляй, два Станислава. Они из «чеканов» — банды Алексея Чекера. Мы их в покушении на Станиславу (вот, блин, совпадение!) Журавель подозревали, а они вот у вас, оказывается. Что, кстати, с ними случилось?
— Пытались похитить нашего клиента, их повязали, а они как очухались — сразу траванулись, — Сокольская задумчиво созерцала золотистый ободок чашки. — А с чего вдруг они на Стаську взъелись? Она ведь простой журналистишка, причем, между нами, весьма посредственный…
— В том-то и дело, что нет, — Анька фыркнула. — Она свою работу до умопомрачения любит, поэтому иногда лезет в самое пекло, не заботясь о последствиях. Ты-то не знаешь, а я тогда выспросила у нее, за что на нее покушались (в конце концов, нас же это дело заставили разгребать): пару лет назад она в обход редактора толкнула в печать материал о том как «сливают» военные секреты. И Чекер там присутствовал как непосредственный заказчик…
— Стой, стой, стой!.. Ты говоришь, военные секреты? — Машка даже поперхнулась кофе от неожиданной догадки. — А некий Иван Дмитриевич Спиртовкин там случайно не фигурировал?
Константиновская пожала плечами.
— Я не помню. А почему бы тебе у Стаськи самой не спросить? Она наверняка будет рада тебя видеть, да и материалы она точно хранит все до единого.
— Ага, ну, тогда я побежала, — Сокольская торопливо поцеловала подругу в щеку и бросилась к двери. — Может, успею еще к ней сегодня добежать. Спасибо тебе огромное!
— Тебе спасибо, — хмыкнула Анька, убирая чашки. — Если бы не ты, мы бы этих чудил искали до истечения срока давности. Ты заходи, не забывай нас!
Но этого Машка уже не слышала. Она пулей вылетела из отделения и уже через полчаса была у стаськиного дома. Дверь ей открыла сама хозяйка квартиры.
— О, Машка, блин! Ты где пропадаешь? — Журавель улыбнулась. — Я тебе звонила, а тебя постоянно дома нет.
— А ты мобилой пользоваться не пробовала? Сама разъезжает по всяким командировкам, — Сокольская тепло обняла подругу. — Не надоело мотаться по свету?
— Нет, — она беспечно махнула рукой. — «В мире столько мест, где я еще ни разу не был!» Пошли на кухню, щас чайку согрею.
— Не-не-не, я только что от Аньки, она меня кофеем от пуза напоила. Ты лучше скажи, я тебе не мешаю?
— Нет, конечно, — Стаська по-детски наивно улыбнулась. — Должен же кто-то отрывать меня от компа время от времени…
— Даа? А Никита твой куда смотрит?
— Он смотрит в свой компьютер, — улыбка стала постепенно угасать на ее лице. — Мы расстались. Он заорал: «Ты работу свою любишь больше, чем меня!» — хлопнул дверью и ушел. Поэтому, раз ты не мешаешь мне, значит, ты никому не мешаешь.
— Даа? И не боишься ты тут одна? На тебя же уже один раз покушались.
Стаська недоверчиво прищурилась.
— А с чего это ты вдруг вспомнила? Что-то случилось?
— Угу, — Машка поерзала, удобнее устраиваясь в кресле. — Ты помнишь ту статью двухгодичной давности про секреты военных?
— А, ну да. А ты-то как с этим связана?
Сокольская воздела руки к небу в притворном гневе.
— И почему все люди считают, что я прихожу к ним с корыстными интересами? Почему, например, ты не думаешь, что я просто о тебе беспокоюсь?
Журавель хмыкнула.
— Я верю, что ты обо мне беспокоишься. Но в то, что ты не просто так об этом заговорила, я не верю. Я это ТОЧНО ЗНАЮ. Так что?
Машка вздохнула.
— Тебя прямо-таки не проведешь. Ладно, я хотела спросить, не упоминался ли в твоей статье некий инженер Иван Дмитриевич Спиртовкин?
Стаська рассеянно кивнула.
— Упоминался. Его турнули с разработок за «слив» информации, но почему-то не посадили, как было бы логичнее всего.
— Ага, вот оно что. Тогда ясно, откуда у него… Ну, не важно, — Сокольская нервно захрустела пальцами. — А кому он «сливал» инфу ты не помнишь? Не Алексею Чекеру случайно?
— Помоему, именно ему. Но, может, ты все-таки объяснишь мне, в чем дело?
— Да, блин, тут такое дело… — Машка пару раз щелкнула пальцами чтобы сосредоточиться. — В общем, нас нанял Спиртовкин, чтобы мы охраняли его сиятельную за… заднюю, да и переднюю часть тоже. То, что на него кто-то охотится, не так уж непредсказуемо — не просто так же он к нам обратился. Но какой-то козел начал гасить наших: Князьков разбился на мотоцикле с простреленной шиной, Алмазный умер при непонятных обстоятельствах. Кто будет следующим — непонятно. Мне кажется, что у нас «крот». И когда я его найду… — красноречивый жест, последовавший за словами, хорошо пояснил, что за изуверская кара ожидает предателя.
У Журавель заблестели глаза.
— Слу-у-ушай, да ведь это крутой материал! Расскажешь мне, когда все закончишь? Ну пожалуйста!
— Стаська, тебе что, одного раза мало что ли?
— А, двум смертям не бывать, а одной все равно не избегнешь… Так что…
— Ты это мне брось! — сурово одернула ее Сокольская. — Вернется твой Никитос, а тебя нет. И че мужик делать будет? Да, кстати, тех двоих, что на тебя покушались, больше нет. Они траванулись.
Стаська мрачно кивнула. Сокольская удивленно поглядела на подругу.
— Ты что, жалеешь, что ли? Странная ты. Они тебя убить могли бы, а ты их жалеешь.
Помолчав, Машка встала.
— Ну ладно, Стась, пора уже домой.
Девушка улыбнулась.
— Хочешь, я сброшу тебе материалы по этому делу. Мало ли, может, пригодятся.
Сокольская просияла.
— Здорово! Давай, — и она протянула подруге флэшку.
Журавель зашла в спальню, выполнявшую так же роль кабинета, и через пару минут вернулась. Сокольская благодарно улыбнулась.
— Спасибо, обязательно посмотрю вечером, — она ободряюще похлопала подругу по плечу. — Давай, не раскисай тут у меня. Вернется твой Никитос, одумается — и вернется. Где ж он еще такую как ты найдет?
Стася вздохнула.
— Только на это я и надеюсь — другой такой сумасшедшей в мире не найти.
Подружки обнялись, и Машка вынырнула из тепла уютной квартиры в холодный мрак ночи…

Стася пришла на работу, как всегда, вовремя, но ещё очень долго не могла сосредоточиться на стилях, абзацах и форматировании. Наконец, с глубоким вздохом она встала и подошла к окну. Машинально отметив, что стёкла уже давно требуется помыть, она стала безразлично наблюдать за снующими людьми и машинами. Её мысли сейчас были очень далеко от того, что она могла увидеть на улице.
Вчера она очень долго не могла уснуть, думая о том, что же она должна делать в этой ситуации. Всего перед ней было три варианта: оставить всё как есть и ждать продолжения, в надежде, что Никита достаточно сильно уважает её, чтобы не мучить своей ложью; устроить скандал и заставить их расстаться; и, наконец, просто слинять, оставив прощальную записку и, возможно, силуэт трупа, нарисованный мелом на асфальте, чтобы пощекотать нервишки любовничкам. В принципе, у каждого из этих вариантов были свои плюсы и свои минусы, но основная проблема заключалась в том, что она просто растерялась.
Стаська, ещё вчера так гордившаяся своим аналитическим складом ума и умевшая почти дословно цитировать пару-тройку классиков психологии, сейчас просто не знала, что делать. В её голове метались обрывки мыслей, решений, задач, порой почти не связанных с текущими проблемами, но все они имели ярко выраженный эмоциональный окрас, что мешало ей сосредоточиться и принять какое-либо решение, которое можно было бы хотя бы с натяжкой назвать окончательным. Невольно она начала вспоминать события восьмилетней давности…
Познакомилась она с Никитой приблизительно восемь лет назад при совершенно нелепых обстоятельствах. Конечно, о его существовании она знала намного раньше: увидев его, сидящим в вестибюле её художественной школы, она просто потеряла дар речи. Тогда ей казалось, что он пришёл прямо из страны её грёз: высокий, длинноволосый металлист с ярко-серыми глазами покорил её сердце раз и навсегда. Она тогда была настоящим гадким утёнком — невысокая, сутулая, с топорщащимися во все стороны волосами и лицом, измазанном в краске, в вечно грязных джинсах и совершенно невообразимых свитерах, — поэтому ни о каких признаниях в любви, а уж тем более о взаимности речь на шла. Ей казалось, что она так и будет вечно наблюдать за своим кумиром краем глаза, но их свёл вместе случай.
Её подруга, Юлька, была в курсе любовных её переживаний, что давало ей пищу для бесконечных подколок и шуточек на эту тему, что Стаську совершенно не волновало. Пожалуй, так было даже лучше: это позволяло ей самой относиться к своей влюблённости без фанатизма и, соответственно, не совершать ошибок, свойственных девочкам её возраста. Обычно Юлька отпускала свои шуточки, когда они были в кабинете, однако в тот раз всё было совсем иначе.
Они шли по коридору к выходу из школы, Стася чуть позади своей подруги. Дойдя до поворота в вестибюль, она заметила, что Юлька как-то особенно коварно улыбается. Она не успела придать этому большого значения, как из-за того же поворота ей навстречу вышел Никита. Девочка ещё никогда не видела объект своего обожания так близко, поэтому её лицо вытянулось совершенно независимо от её желания. Подруга, которой было всё отлично видно, так и покатилась со смеху, а смеялась она, надо сказать, очень заразительно. Стаська не выдержала и рассмеялась прямо в лицо ничего не подозревающему юноше. Тот опешил, однако на автопилоте прошёл ещё пару метров мимо неё, прежде чем оглянулся. Она никогда ещё не видела у него столь гневного лица, но перестать смеяться было выше её сил. Она практически упала на лавочку в вестибюле и попыталась было успокоиться, но у неё не получилось: в этот момент Никита обернулся ещё раз и издал звук, который был больше похож на кудахтанье, но они тут же догадались, что он их передразнивает. После этого не рассмеялся бы только святой, а девчонки святыми отнюдь не были.
Этот случай долго не давал Стаське покоя: всё-таки она относилась к Никите со всем пылом подростковой влюблённости, а мысль о том, что она, пусть и невольно, но обидела предмет своих чувств, приводила её в крайнее смятение. Поэтому она решила принести формальные извинения, но из-за своей застенчивости очень долго откладывала, пока Юлька, заметившая её состояние, не взяла дело в свои крепкие руки.
Так и получилось, что в этот снежный зимний вечер они оказались стоящими на крыльце родной художки в мучительном ожидании — сидеть в вестибюле им показалось неудобным, так как там уже очень много красивых вечерниц, встречаться с которыми у подруг не было никакого желания. Стаська мучилась долгим ожиданием, а Юлька — от боли в горле, из-за чего она постоянно откашливалась и плевалась в сугроб напротив крыльца. Понаблюдав за ней минут десять, Стася неожиданно произнесла:
— А ты не боишься, что в кого-нибудь попадёшь? В Мишаню, например. И тогда из этого сугроба будут торчать только подошвы наших ботинок.
Надо сказать, что Мишаня — это друг Никиты, с которым их постоянно видели вместе в художке. Он был пошире в плечах, чем его товарищ, и к тому же постоянно выбегал на крыльцо покурить, что делало его в глазах девчонок куда более грозным противником.
Картина ужасов, описанная Стаськой была настолько яркой, что Юлька не выдержала и рассмеялась, забыв о боли в горле. И тут из-за угла появился, как ни банально это прозвучит, Никита. Увидев хихикающих подружек, он явно изменился в лице и попытался шмыгнуть в дверь художки, но Стася опередила его, загородив вход и широко раскинув руки для убедительности.
— Постой, мы у тебя хотели прощения попросить… — она начала, запинаясь, подбирать слова, чтобы объяснить ему суть вопроса. — Ну, мы две недели назад в коридоре смеялись… Но ты нас не так понял, мы вовсе не над тобой смеялись, а… так просто.
— Ага, — сказал Никита, опасливо покосившись на Юльку, оставшуюся у него в тылу, и изобразив на лице твёрдую решимость живым не даться.
— Ну, мы… эээ… надеемся, что ты на нас не будешь сердиться, — Стася вопросительно поглядела на него, опустив руки.
— Нет, — буркнул юноша, бочком подбираясь к двери. — Не буду…
Тут он рванул дверь на себя и почти мгновенно скрылся в недрах художки. Юлька не выдержала и расхохоталась, едва только дверь начала закрываться, но в этот раз Стаське было совсем не до смеха. Совершенно очевидно, что он не поверил ни одному её слову, а ведь она действительно хотела извиниться перед ним за непонимание.
Не думая, что творит, она дёрнула дверь и тоже влетела в холл. Она увидела, что Никита уже поворачивает в коридор, ведущий к кабинетам, и бросилась к нему.
— Постой! — она схватила его за рукав, и он обернулся. Теперь он совсем не боялся, что она начнёт смеяться, скорее, наоборот, она его явно раздражала, словно таракан, решивший утопиться в тарелке супа. Но её решимость это не поколебало.
— Почему ты мне не поверил? Я говорю правду.
Вечерники начали с любопытством оглядываться на них, но ей было всё равно. Никита с презрением посмотрел на неё.
— Почему я должен тебе верить, что ты не смеялась надо мной?
— Потому что я люблю тебя! — девчонка выпалила это, не задумываясь над последствиями, а зря. Сзади грянул смех, девушки-вечерницы начали отпускать шуточки в её адрес, не злые, но досадные, а предмет её восторгов совершенно неожиданно тоже фыркнул от смеха.
— Ты? Меня? Что за бред! — воскликнул он.
Если бы Стася не была настолько расстроена, она бы наверное заметила, что он внимательно вглядывается в её лицо, несмотря на то, что только что сказал. Но на тот момент она была слишком растеряна. Девочка повернулась к выходу, чувствуя, что все находившиеся в коридоре люди сейчас смотрят на неё с нескрываемым любопытством. Она поплелась к выходу, хотя перед её глазами скакали цветные пятна. Придя домой, она слегла с жуткой мигренью.
Каково же было её изумление, когда через две недели Никита сам подошёл к ней, пока она переобувалась в коридоре. Он постоял, засунув руки в карманы, потом спросил:
— Так я всё-таки не понял: как тебя зовут?
— Стаська, — буркнула девочка, не поднимая глаз от шнурков своих ботинок.
— Угу. Стаська, — он произнёс его так, словно пробовал на вкус и что-то решал для себя. — Хорошее имя, свойское, но только в кругу друзей. А есть какая-нибудь более ласковая форма?
—Тебе зачем? — она осмелилась взглянуть на него исподлобья, но не увидела в его лице и тени насмешки.
— Как зачем? А если мы вдруг окажемся в одной постели, как мне тебя тогда называть?
— В постели можешь звать меня «мой ангел», — фыркнула Стаська, собирая свои вещи. Не прощаясь, она направилась к выходу, но до самой двери её не отпускало ощущение, что он смотрит ей вслед.
Так, собственно, и состоялось их знакомство. Потом они начали понемногу разговаривать, пару раз встречались после занятий или на выходных. И вот на выпускном вечере Никита предложил ей встречаться. Конечно, она сразу согласилась. Её не остановило даже то, что она знала, что он относится к ней скорее как к другу, чем как к возлюбленной, её не смущало даже знание того, что он влюблён в другую. Она была уверена, что когда-нибудь её любовь к нему преодолеет отчуждение, возможно, он даже когда-нибудь посмотрит не неё другими глазами…
Что-то привлекло её внимание на улице. Она прищурилась и поняла, что это Дина в своём вишнёвом плаще приближается к издательству… Стаська пригляделась и её сердце чуть не остановилось: рядом с ней, держа её за руку, шёл Никита.
Девушка с трудом села на стул и только тут поняла, что не может ни выдохнуть, ни вдохнуть. Она испугалась, хотела закричать, но тут по её щекам хлынули слёзы. Стася торопливо подошла к двери и заперла её на ключ, затем погрузила компьютер в сон и затихла на стуле в углу. Она ведь уже догадывалась, что их с Никитой отношения подошли к логическому концу, но всё равно не ожидала, что подтверждение её догадок будет настолько болезненным.
Стаська вскочила и начала мерить шагами свой крохотный кабинет в полном смятении. Потом резко остановилась и выдохнула: только что она приняла решение, и будет придерживаться плана, чего бы ей это ни стоило. Только тут она заметила, что перед её глазами плавают багровые полосы и круги, а взгляд не может сосредоточиться на чём-то одном. Она попробовала пошевелить руками — как и ожидалось, правая почти не двигалась, а взять что-то в руку было совсем невозможно. Девушка вздохнула и набрала номер телефона своего начальника. Поговорив минут пять, она получила отгул и медленно побрела домой.
Она шла в каком-то странном забытьи, не обращая внимания на снующих вокруг людей, на погоду, которая стала стремительно портиться, на дома… Из этого сумрачного состояния её вывел резкий визг покрышек и громкий мат. Стася повернулась и без всякого выражения на лице осмотрела жёлтую «волгу», затормозившую в полуметре от неё. Водитель высунулся из окна и что-то кричал о том, что у неё не всё в порядке с головой. Машинально отметив про себя, что в целом мужчина прав, она продолжила свой путь.
Добравшись, наконец, до дома, она с трудом сняла с себя обувь и без сил рухнула на кровать прямо в верхней одежде. Мельтешение цветных пятен перед глазами улеглось, но взгляд всё ещё не фокусировался ни на чём, а голова болела так, что ей хотелось выть. Полежав пару минут, она подумала, что надо позвонить Никите — он придёт, тихонько посидит на краешке кровати, погладит её по волосам, и ей станет легче, как и всегда. Девушка кое-как нашла в сумке свой телефон и сняла блокировку с клавиатуры. Сейчас она наберёт номер, и всё станет таким же безмятежным, как прежде. Он придёт, он просто не может не придти, зная, что ей очень плохо…
С нечленораздельным криком она изо всех сил запустила телефоном в стену, и части аппарата застучали по полу. Она откинулась на постель и закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Конечно, он придёт, если она попросит. Он будет ухаживать за ней, пока она будет сходить с ума от боли, возможно, даже останется на ночь, чтобы удостовериться, что с ней всё хорошо. Но будет ли хорошо ему?
Стася проглотила вопль и приподнялась на кровати. Очень медленно и с видимым трудом она сняла с себя одежду и сбросила её на пол, потом кое-как расправила покрывало и забралась под него. Тело не слушалось её, но девушка умела справляться с этим. В конце концов, это была далеко не первая мигрень, которую она переносила. Просто за последние пару лет приступы не повторялись ни разу, и она перестала носить с собой обезболивающее, в надежде, что болезнь больше не властна над ней. Она тихо заскулила. Господи, больше всего на свете её хотелось сейчас заснуть и больше никогда не просыпаться!

Никита сбросил звонок и снова уставился на холодную воду реки. Стася была вне зоны доступа, а ему было мучительно необходимо поговорить с ней. Он выругался. Он больше не мог обманывать её, ему просто надо набраться смелости и всё рассказать ей, а она поймёт. Он нисколько в этом не сомневался: иногда он даже считал её своим отражением, до того здорово ей удавалось понимать его.
На самом деле, ему было очень страшно увидеть её, смотреть ей в глаза; гораздо проще было позвонить по телефону, но, видимо, судьба решила испытать его отвагу. И он покорно отправился к ней, зная, что вряд ли сможет устоять, если вдруг она заплачет. Стоит ему только увидеть хоть одну слезинку, — и он тут же сделает всё, что бы она ни попросила.
Никита нетерпеливо позвонил в дверь, подождал пару минут, позвонил снова. Никто не отозвался. Он приложил ухо к двери, но не услышал ни звука. Такое ощущение, что никого нет дома. Он сверился с часами и вздохнул. Где же она может быть? Обычно так поздно она уже дома или с ним. Он выругался: ведь у него когда-то была возможность взять ключи от стаськиного жилища, так почему он ею не воспользовался? Наверное, придумал какую-то очередную отговорку, хотя в глубине души он точно знал, что он просто не воспринимает её как свою девушку. Да, они достаточно давно делят постель, но он всё равно относился к ней скорее как к другу другого пола, нежели как к любимой и желанной девушке.
Тогда почему же сейчас он не находит себе места от беспокойства? Только ли потому, что привык к ней? Он снова нажал на кнопку звонка — ему хотелось действовать, что-нибудь делать, лишь бы не задумываться над вопросами, ответов на которые у него не было. Ему было прекрасно слышно дребезжание звонка за стеной, но это был единственный звук во всей квартире.
Никита вздохнул и набрал номер её домашнего телефона. Как и ожидалось, пиликанье долго раздавалось из-за двери, но никто не подошёл, чтобы взять трубку. Он почувствовал, как против собственной воли начинает сердиться. Он стоит у её двери, мучимый угрызениями совести, а она бродит непонятно где, да ещё и с выключенным телефоном. Юноша в бешенстве ударил кулаком по перилам лестницы, и боль немного отрезвила его. Может, у неё просто сел аккумулятор? Или она пошла с подругой в театр? Он смутно припоминал, что она приглашала его куда-то на этих выходных, но время и место начисто стёрлись из его памяти.
Со вздохом Никита опустился на ступеньки и приготовился терпеливо ждать. Как только она вернётся, он её точно отшлёпает, за то, что заставила его так поволноваться. А потом поцелует. А может, в обратном порядке, главное — чтобы она благополучно вернулась домой.

Сквозь сон Стася смутно услышала какой-то шум. Она перевернулась на другой бок и попыталась не обращать внимания, но шум, вместо того, чтобы прекратиться, только усилился, что никак не могло способствовать улучшению её настроения.
Со вздохом она кое-как выползла из-под покрывала и, натянув на голое тело рубашку, забытую Никитой, пошлёпала узнавать, в чём, собственно, дело. С лестничной площадки доносились крики, которые, после некоторого осмысления, были отнесены ей к социальной гиперактивности её пожилой соседки, Марии Викторовны. Судя по всему, она опять выловила какого-то нарушителя спокойствия и сейчас честила его и в хвост, и в гриву.
— Развелось тут всяких бродяг! — кричала она, словно желая взять в свидетели весь подъезд. — Так и шастают, так и шастают! Все углы уже зассали! Щас как вызову милицию — будешь знать, как чужих подъездах ночевать!
Стаська глянула в глазок, чтобы увидеть виновника этих утренних разборок, но грузная фигура Марии Викторовны загораживала весь обзор. Подумав, девушка решила, что не произойдёт ничего криминального, если она даст волю своему любопытству, и открыла дверь.
— И как таких земля носит? — продолжала ораторствовать пожилая дама. — Тебе самому-то не страшно на себя в зеркало смотреть? Ишь, патлы-то отрастил и ходит, будто так и надо! Куда только родители смотрят?
— Здрасьте, Мария Викторовна! — пискнула Стаська, робко вклиниваясь в её речь, пока соседка переводило дыхание. — Что стряслось?
Женщина повернулась к ней, явно намереваясь рассказать ей о том, как стало страшно жить и что власть смотрит куда угодно, только не на моральный облик граждан, но её опередили.
— Ты где всю ночь была? — рявкнул Никита, вскакивая со ступенек. — Я чуть от беспокойства не рехнулся!
Стася только вздохнула.
— Заходи, раз пришёл, — буркнула она, чуть отходя от двери.
Мария Викторовна подозрительно прищурилась.
— Так этот фрукт что, твой ухажёр, что ли?
— Угу, — девушка посмотрела на неё исподлобья, всем своим видом демонстрируя отсутствие потребности в нравоучениях по этому поводу. — Я ему как-то предлагала ключи от своего дома, да он не взял. Вот и сидел тут, пока я открою.
Соседка неожиданно ухмыльнулась.
— Ну это ты правильно. С ними так и надо, с мужиками-то этими: а то чуть как дашь им поблажку, так они уж и на шее сидят, ножки свесивши.
— Да, точно, — без особого энтузиазма отозвалась Стася. — Ну, мы пойдём, а то мне ещё завтрак на двоих готовить.
— Иди-иди, — ответила Мария Викторовна, качая головой. — Ох, молодёжь-молодёжь…
И она с чувством глубокого удовлетворения закрыла дверь.

Стася обернулась, и, как и следовало ожидать, за её спиной стоял Никита с немым укором во взгляде.
— Что? — буркнула она. — У тебя какие-то проблемы, амиго?
— Я осмотрел всё, что мог, и не понимаю, куда ты спрятала любовника, — мрачно бросил он, буравя её взглядом. — Так где он?
— В морозилке посмотри.
Она ожидала, что юноша на полном серьёзе бросится искать воображаемого соперника на кухне, но ошиблась.
— Не смешно. Где он?
— А с чего ты взял, что он вообще был? — рявкнула девушка, отодвигая его с дороге и проходя на кухню.
— Я всю ночь просидел под твоей дверью! — заорал он в ответ, следуя за ней по пятам. — Ты была дома, но дверь не открывала и трубку не брала! И ты ещё спрашиваешь, с чего вдруг я так решил?
Стася достала из холодильника пакет молока и яйца, достала миску и начала взбивать смесь для жарки гренок. Никита наблюдал за ней со всё более сильной злостью.
— Ну? Так ты ничего не хочешь мне сказать? — процедил он, стараясь держать себя в руках.
Не поднимая глаз от миски, она тихо сказала:
— У меня была мигрень. Я выпила снотворное и поэтому ничего не слышала. Доволен?
— Тогда почему ты не позвонила мне?
— А ты видел, в каком состоянии у меня мобильник?
— У него разбит экран, — немного помолчав, он добавил: — Может, ты всё-таки расскажешь мне ВСЮ правду?
Девушка начала выкладывать гренки на шипящую сковороду.
— Ты хочешь знать правду? Хорошо. Вчера я видела тебя с Диной у нашего издательства. Потом у меня началась мигрень, я отпросилась с работы и пришла домой. Сначала я хотела позвонить тебе, но решила не мешать вам, вы ведь выглядели такими счастливыми… Поэтому я разбила телефон об стену, приняла снотворное и легла спать, — она оторвала взгляд от сковороды и посмотрела на него, машинально отметив, что он побледнел почти до зелени. — Ты хотел услышать ЭТУ правду?
Маленькая кухня погрузилась в молчание и от этого стала невыносимо неуютной. Стася так сосредоточилась на своих гренках, что со стороны могло показаться, что стоит ей хоть на минуту отвлечься — и неминуем ядерный взрыв. Никита созерцал изрезанную ножом поверхность стола в глубокой задумчивости. В гнетущей тишине девушка закончила готовку, сервировала стол на две персоны, налила чай в фарфоровые чашки…
— Ты хочешь с вареньем или со сметаной?
— Со сметаной, пожалуйста, — он всё ещё не поднимал головы. — Как давно… ты всё знаешь?
— Со вчерашнего дня, — спокойно ответила она, щедро поливая гренки малиновым вареньем. — До этого я только догадывалась.
Он мрачно кивнул.
— И… когда ты хотела рассказать мне об этом?
Она пожала плечами.
— Я думала, ты сам всё расскажешь. Я надеюсь, что ты не настолько презираешь меня, чтобы лгать постоянно и целенаправленно.
Юноша кивнул.
— Да, я хотел… Прости.
— Да что уж там. Ты любишь её?
— Да.
— Она тоже тебя любит.
— Откуда ты знаешь?
— Она моя подруга.
Стася подняла глаза, но он не смотрел на неё. Помолчав, она спросила:
— Что… что ты предлагаешь делать теперь?
— Я не знаю. Я не могу выбирать между вами, я же люблю вас обеих…
Её взгляд стал колючим.
— Когда мужчина говорит, что любит двоих, значит, не любит ни одну. Впрочем, для женщин это тоже справедливо.
Никита покраснел.
— Ты не понимаешь! Я…
— Всё я понимаю! — рявкнула девушка, практически бросив чашку с чаем на стол. — Тебе кажется, что ты влюблён в обеих, и ты совсем не хочешь между нами выбирать! Ты в своём эгоизме забываешь, что эта ситуация ранит нас всех!
— Но как я могу сделать выбор? — закричал он, вскакивая. — Как я могу выбирать между вами, если вы такие разные?
— Мы как два берега одной реки — один гористый и крутой, другой пологий и песчаный, — тихо проговорила Стаська, не рискуя поднять взгляд от стола. — И если ты не выберешь, к какому пристать, то рано или поздно течение вынесет тебя на один из них… Но не факт, что тот берег, к которому ты, наконец, пристанешь, будет тебе по душе.
Он смотрел на неё с мольбой.
— Ты требуешь от меня невозможного!
— Тогда вон! — дрожащим от ярости голосом прошептала девушка. — Вон отсюда, и забудь, что ты вообще когда-то был здесь!
Никита попятился.
— Вон! — закричала она, швырнув в него тарелкой. Она разбилась о стену рядом с его головой. — И не смей говорить Дине о том, что мы встречались!
Он выскочил в коридор, и до неё донёсся звук захлопывающейся двери. Стася медленно сползла на пол и закрыла глаза. Она сделала это. Теперь осталось только пережить ближайшие пару дней. А потом она привыкнет.

Когда Стаська подошла к своему кабинету, Дина уже торчала под дверью, притопывая от нетерпения.
— Ты сегодня необыкновенно поздно! — воскликнула она, поворачиваясь к подруге. — Оооо, да ты сменила имидж!
Девушка неуверенно провела ладонью по короткому ёжику густых волос.
— Тебе нравится?
— Доооо, — Динара выразительно подняла большой палец. — Просто супер! Только мне кажется, что ты замёрзнешь с такой короткой стрижкой?
Стася дотронулась до своих больших наушников.
— Вот мой обогреватель.
Дина рассмеялась.
— Танцуешь, что ли? А когда становится жарко — устраиваешь стриптиз? — она помахала рукой, изображая, как будто раскручивает какую-то деталь своего туалета над головой. Её подруга тоже рассмеялась, но если бы девушка не была так счастлива, она, пожалуй, заметила бы, что её смех звучит как-то неестественно.
— А как отнёсся к переменам твой бойфренд?
Стаська смущённо потеребила длинную косичку, оставленную у основания шеи.
— Честно говоря, мне всё равно, что он скажет, — она быстро взглянула на подругу и снова отвела глаза. — Мы вчера расстались.
— Да ладно! — ахнула Динара. — Почему?
Девушка неопределённо помахала рукой, достала из-под стола большую картонную коробку и начала складывать в неё бумаги из ящиков стола.
— Да так. Он сказал, что любит другую, вот я и решила, что гуманнее отрубить хвост целиком, чем резать по частям. Лучше скажи, как там у тебя с твоим программистом?
— Просто чудесно! — Дина упала на кресло и закрутилась. — Вчера он звонил, признавался в любви… Сегодня пришёл к моему дому с шикарным букетом. Короче, у нас роман…
— Рада за вас, — вымученно улыбнулась Стася, коленом заталкивая в коробку последнюю пачку корректуры. — Надеюсь, у вас всё будет лучше, чем у меня.
Динара нахмурилась, наблюдая за её манипуляциями.
— Вот смотрю я на тебя, подруга, и думаю: а что это ты надумала делать?
Девушка выпрямилась и вытерла пот, выступивший у неё надо лбом.
— Я? Я сегодня подала заявление на увольнение, — она вздохнула. — Мне сделали очень выгодное предложение в другом издательстве. Там будет, конечно, больше работы, но и платить тоже обещают больше. Тогда я смогу выполнить свою давнюю мечту.
— Домик на Средиземном море?
— Нет, — она усмехнулась. — Я не настолько амбициозна. Всего лишь квартира рядом с Летним садом.
— Ну ты даёшь, подруга, — присвистнула Дина. — Но я надеюсь, ты не забудешь меня окончательно в погоне за длинным рублём?
Стаська улыбнулась, и на этот раз это выглядело искренне.
— Конечно, нет. И ты не забывай.